— Почему? — не поняла Оленька.
Фаня покосилась на нее:
— Не хотела прослыть идиоткой.
— Хочешь сказать, что твоя мама телепортнулась из «ящика» домой? — серьезно спросил Толик.
— Причем, не по собственному желанию, — подтвердила Фаня.
— Как ты это объяснишь?
— Если бы могла, рассказывала бы сейчас умным дядям в белых халатах.
— В палате с мягкими стенами? — хохотнул Юрец.
Фаня кивнула:
— Вот-вот, потому и молчала.
Рита состроила недовольную мордочку:
— Интересно, но не в тему. Это как серийному маньяку покаяться на исповеди в том, что он в пост пельмешками баловался.
Фаня встала в позу:
— А я больше ничего не стыжусь.
— А если я кое-что расскажу? — не унялась Рита.
— А если я кое о ком тоже кое-что расскажу? — вспылила Фаня.
Назревало худшее, что могло произойти в отдыхающей компании — женская ссора. В расчете на небывалые откровения Юрец потирал руки. Луиза нервно сжалась, Толик крепче обнял ее.
До этой минуты Ник не знал, что говорить, когда подойдет очередь. Изваливать душу этим людям не хотелось, но без рассказа не отпустят. И вдруг озарило. Вот же оно, самое гадкое, что отравляло существование. Именно для такого случая. Сейчас или никогда. Но если никогда — с этим придется жить дальше. Значит, сейчас. Он вырвал бутылку у Фани из рук, быстро пригубил и начал:
— Стыжусь, что однажды купил женщину.
— Ты?! — Бизончик уронил челюсть.
Юрец поддержал:
— Ну-ка, ну-ка. Народ жаждет подробностей.
Ник посмотрел на Луизу. В ее взгляде под очками читалось обычное любопытство, не больше. Еще — немного неприязни. Может, зря он это затеял? Хотел смыть с души позорное пятно, но, кажется, еще больше запачкался. И все же он рассказал:
— В младших классах я заплатил одной красивой девочке за то, что дотронулся до нее. Многие годы это не дает мне покоя, и, надеюсь, теперь, когда выговорился, смогу успокоиться. Ничего постыднее в жизни я не совершал.
— Один раз дотронулся?! — Бизончик захохотал. — Стыдно не потрогать девчонку, а не наоборот! Ерунда, не засчитывается, давай что-то серьезное!
— А по-моему, это очень романтичное признание, — сказала Рита. — Настоящее. А ты сам? — Вопрос предназначался Бизончику. — Съехал с темы, воспользовавшись женским любопытством.
— Да, я такой. — Он ухмыльнулся. — И подобную романтику могу тебе устроить хоть сейчас.
Толик пресек новую склоку:
— Очередь Аскера. Ник, передай бутылку.
Глава 10
Выборы вождя и три правила племени
Аскер долго не думал.
— Стыдно, что сижу здесь с вами и слушаю то, что для моих ушей не предназначено. И мне странно, что остальным не стыдно.
У Бизончика, его постоянного оппонента, глаза налились кровью, как у настоящего быка:
— Сдается мне, наш гость хочет нас обидеть?
Ник никак не ждал от недалекой груды мышц столь изысканной фразы. Похоже, Бизончик ввернул фразу из какого-то фильма. Впрочем, более правдоподобным виделось, что он процитировал того же Толика — из того, что тот говорил при нем кому-то другому.
— Мы же говорим правду? — Аскер поглядел на Толика — именно оттуда придет решение, быть драке или нет. — Не хотите, могу соврать. Но тогда мне будет стыдно, что вру всем присутствующим, насколько мне здорово сидеть здесь и слушать чужие секреты.
Неприкаянность во взгляде маленького неказистого Аскера, легкая зажатость, словно оказался на чужом месте или в чужой семье, где все, кроме него, знают, как вести себя и что говорить… Все исчезало, когда он настропалял себя на действия, которых от парня с Кавказа требовала традиция. Выражение лица, сообщавшее, что неприятностей он, в общем-то, не хочет, намекало: «Ребята, давайте не будем. Но если будем, то давайте».
Толик высвободил удерживаемую Луизой руку и трижды хлопнул в ладоши:
— Красиво выкрутился, браво. Если бы за такое присуждали награды, я дал бы гран-при.
Ник заметил, как Луиза благодарно прижалась к Толику. Да, Толик сейчас как бы молодец, не дал в очередной раз докопаться до Аскера. А в чем тут подвиг? Любой не даст случиться беспричинному мордобитию, случись у него есть такая возможность. Если бы зачинщиком был Аскер, Ник тоже сделал бы все от себя зависящее.
Луиза же считала Толика героем. Ник вздохнул. Ну почему этому никчемному ловеласу так везет? И почему такие умные девушки, как Луиза, не понимают разницы между быть и казаться? Наверное, потому что у таких, как Ник, не получается ни быть, ни даже казаться. Ник поджал губы и вздохнул еще раз.
Юрец надолго присосался к горлышку бутылки, и только когда там осталось на несколько глотков, с улыбкой сообщил:
— Стыдно признаться, но с купальниками — моя шутка.
Сегодня это было, пожалуй, самое крутое признание. Девчонки взвились с мест, на рассказчика обрушился град ударов и проклятий.
— Тихо, гражданки мадмуазели, я же говорю — шутка! Закопал на берегу, на обратном пути заберем.
— Урод, — констатировала вернувшаяся на место Рита.
— Зачем? — голос Оленьки дрожал, из глаз вновь покатились слезы. — А вдруг кто-то найдет?
— Да кому нужны чужие тряпки? — Юрец бросил мимолетный взгляд на Толика — идея «шутки» явно пришла оттуда.
Толик нежно обнимался с Луизой, обоим не было дела до разборок, которые их не касались, Юрцу пришлось выкручиваться самому:
— У нас давно сложились свои правила, но сейчас пришли новенькие, и некоторым из них следовало быстрее преодолеть комплексы. Я направил общие мысли в нужную сторону. Не люблю ограничивать себя в чем-то, когда можно не ограничивать. И было бы из-за кого.
Пока не вылетело нечто еще более обидное, Толик отобрал у него бутылку.
— Хватит, уже перебрал, а веселье только начинается. Итак, самое постыдное в моей жизни. — Он выдержал театральную паузу. Глаза старались сохранить серьезность, но внутри бесились чертики. — Заранее прошу простить, если кого-то заденет. Хотя, возможно, я не открою тайны. В разное время у меня случилось кое-что со всеми присутствующими здесь девушками.
Ник похолодел. Значит… Он, конечно, видел все своими глазами и слышал своими ушами, но сознание упрямо твердило, что могло показаться и на самом деле ничего не было…
Было. Напрямую посмотреть на Луизу не хватило сил.
— Стыжусь и очень сожалею, — поставил Толик логическую точку.
Ага, сожалеет он. Масляные глазки говорили о другом. Он гордился. Хотел, чтобы завидовали. И ему завидовали. А девушки одновременно опустили глаза или отвернулись. Никто ничего не сказал и не спросил.
