— Вождь — отец племени, — преданно выдал Бизончик. — Начать отцовское воспитание должен вождь.
Толик поморщился:
— Предпочитаю не начинать, а кончать. Я буду последним, мне есть, что сказать при этом. Начать должен кто-то из тех, для кого наша общая позиция все еще неочевидна и даже, возможно, сомнительна. Воспитание в стиле «ататапапопи» воспитывает всех: и того, кого наказывают, и того, кто воспитывает. Например, мне кажется, что Фаня может пожалеть сестру и не усердствовать, а это скажется на понимании наказуемой степени своей вины. Может показаться, что вина незначительна, если незначительно наказание за нее. Это приведет к рецидиву, а мы должны воспитать достойных сынов и дочерей племени, которые различают добро и зло. Выступить против установленных в племени правил — зло. Получить или дать заслуженное наказание — добро. Ну, хватит общих слов, имеющий уши да услышит. Начнем с приятелей нарушительницы. Аскер, наш доблестный южный ветер, готов ли ты наказать нашу общую подругу за своенравие, непослушание и неуважение к старшим?
Аскер плюнул Толику под ноги — как можно дальше вперед, хотя знал, что не достанет.
— За отказ от участия тоже будет наказание, — известил Толик. — Ник, а ты готов?
— Да.
Банальный «гром среди ясного неба» был бы лишь преддверием той бездны невероятности, которая поразила собравшихся. В пещере воцарилась могильная тишина. Только костер потрескивал. Каждый щелчок казался выстрелом и грозил взрывом взбурливших эмоций. После плевка Аскера «да» Ника воспринималось плевком в душу и бесхребетно-покорным рабским прыжком в бассейн, полный общих плевков.
Ник не поднимал лица. Смесь презрения и гадливости жгла кожу, хотя он даже не видел сошедшихся на себе взглядов. Он их чувствовал. К такому, как он, сам он ощущал бы то же самое.
— Отлично, — удивленно порадовался Толик. — Кажется, голод и неуверенность в завтрашнем дне вернули глупое дитя в лоно семьи. Надеюсь, из Ника выйдет отличный законопослушный член племени. — Он подал знак, и Нику сначала ослабили путы ног, чтобы он мог семенить, затем развязали руки. Приглашающим жестом Толик указал на обнимавшую камень Луизу. — Прошу. Нужен ремень, или тебе удобнее рукой? Предупреждаю: эффект от воспитания ладонью должен быть не меньше, чем ремнем. Чье воспитание будет признано несостоятельным, позже сам займет место на жертвенном камне.
Ник сделал несколько мелких шагов вперед. Из него будто стержень вытащили, и вместо человека по пещере сейчас передвигался жидкий студень — бесформенный, безобразный, беспринципный. Мозги тоже превратились в желе. Ноги не повиновались. Ладони вспотели.
Тело Луизы белело на холодном камне, ее кожа покрылась мурашками. Луиза не могла видеть Ника, но слышала его шаркающее передвижение. Что она думала про него? Представим обратное. Если бы Ник лежал на ее месте в преддверии наказания, после которого потерявшие человеческое достоинство существа успокоятся, он бы хотел, чтобы Луиза сделала то, что от нее требуют. Этим она спасла бы себя, а он как-нибудь потерпел бы, у него просто не было бы другого выхода. Если нужно сделать себе плохо, чтобы всем стало хорошо — пусть так и будет. Думала ли Луиза так же или проклинала его согласие и восхищалась Аскером, который сразу и очень красноречиво выразил свое отношение к бесстыдной затее и тем, кто ее устроил?
А как поступил бы Мирон? Ник не мог на него оглянуться, чтобы узнать, что тот думает. Неважно, что думает Мирон. Важно, что думают все.
До белого пятна, в которое превратилась для распотрошенного сознания оцепеневшая Луиза, оставалось всего два метра.
Столько же до рассевшегося на троне Толика.
Ник прыгнул.
Глава 19
Поступок, раздача девушек и снова поступок
Прыжка не ожидал никто. Ник — божий одуванчик, который только языком иногда может, причем не всем понятно, что именно. Чтобы он пошел поперек общего мнения и решился на насилие? Многие отдали бы руку в уверенности, что такого не может быть никогда.
Оказалось, что может.
Риту снесло, Анфису откинуло, Ник с Толиком повалились на пол.
Бизончик бросился на помощь, но вдруг остановился в той же паре метров, откуда Ник совершил непредставимое. Луиза крутила головой, она хотела видеть, что приходит. Но не могла.
Ник вскочил, сжимая в руке добычу. В голове дул ветер. Слова вылетели сами:
— Никому не двигаться. — Ник быстро переводил дуло пистолета с Толика на Бизончика. Остальные двигаться и не собирались.
Толик с земли махнул Бизончику рукой:
— Вернись на место. — Тон был спокойным и до неприличия невозмутимым. Будто драгоценная жизнь не находилась в чужих руках. — Все под контролем.
Под контролем?! Сердце Ника грозило взорваться. Пульс превратился в неразличимую трель. После отхода Бизончика Ник оставил под прицелом одного лишь Толика, но тот будто не замечал — поднялся, отряхнулся и поглядел, не пострадал ли кто-то из девушек. Они не пострадали.
— Наш большой мальчик стал совсем большим, — философски произнес Толик. Он повернулся к Нику и сделал шаг вперед. — Думаешь, крутым человека делает оружие? Мне тебя жаль.
Толик медленно пошел на него.
— Не подходи! — Ник попятился к Луизе и остановился, только стукнувшись об нее задом.
— А то что? Выстрелишь?
Толик остановился, когда грудь надавила на наставленный ствол. Поза оставалась расслабленной, в глазах бесились веселые искорки. Было похоже, что ситуация доставляет ему удовольствие.
— И что теперь будешь делать?
Нужно рассказать о том, что снаружи… О невидимке… О…
Все слова смыло, голова оставалась пустой и одновременно тяжелой. Ник забыл все, что хотел сказать. И только кровь стучала в висках.
Выстрелить в человека он не мог.
Толик поднял руку и вырвал пистолет.
План рухнул. Заставить Толика прекратить игры и поговорить не получилось. Ник опустил руки.
Все кончено.
— Это игрушка для больших дядей, маленьким брать не положено. — Толик снял пистолет с предохранителя и уже с другим, жестким и озлобленным лицом наставил на Ника. — Понимаешь? Думаю, что да. — Ствол в руке Толика опустился ниже и уперся Нику в бедро. — Это резинострел, довольно маломощный. Оружие защиты от дураков. Я сейчас нажму на спусковой крючок, и маленькая резиночка, которая по задумке изобретателей никому не должна принести непоправимого вреда, оставит в твоем мясе маленькую дырочку. Я получу удовольствие, что наказал дурака, а ты получишь урок, отметина о котором останется на всю жизнь. Кстати, я придумал тебе наказание — такое, к которому ты не готов. Оттуда, — Толик указал на уходящий вглубь пещеры узкий ход, — с достаточного расстояния ты из этого резинострела будешь наказывать нашу мадмуазель Недотрогу, которая, вообще-то, уже два дня как не имеет права носить это гордое имя. Разброс будет большим, но то, что попадет, по эффекту не сравнится с самым лучшим ремнем. И шкурку с такой дистанции сильно не попортит.
