Толик и вся мажорная компания переместились на одну сторону — ближе к уводившим вглубь пещеры узким темным тоннелям. Ник, Луиза, Мирон и Аскер сдвинулись к остававшейся свободной глухой стене. Выход перекрывали кавказцы. Для Аскера из трех сложившихся группировок своими были две, и он занял место посередине, как бы объединив их собой.
Шариф заметил бросаемые на выход взгляды. Он махнул головой в сторону, и проем освободили.
— Выход открыт. А как наказывать тех, кто уходит без разрешения, я видел.
— Это была только часть будущего наказания, которое еще обдумывали, — объяснил Аскер.
— Приму к сведению. — Шариф с удобством разместился на каменном троне. Ему явно нравилась игра в правителя. Похоже, в своей компании он был таким же Толиком, умевшим подбирать нужные слова и заставлять других безоговорочно слушаться. — Первое, что хочу сказать — беспредела, который творил прежний вождь, при мне не повторится. Вождь, конечно, всегда прав, но он вождь только пока племя видит в нем защиту и опору. Несправедливые и сумасбродные вожди долго не живут. Если вождь зарвался, он теряет власть — что мы только что увидели своими глазами. Даю слово, что все виновные в творившихся при прежней власти безобразиях будут справедливо наказаны.
Мажоры нервничали, но молчали. К открытому выходу никто не шел. В центре пещеры догорал костер, до которого никому не было дела — каждый думал только о себе.
— Как понимаю, — продолжал Шариф, — в насилии над членами племени замешаны трое. Какое-то время им придется почувствовать себя в шкуре тех, кого они несправедливо наказывали. Поверьте, побыть связанным, когда другие свободны — обидно, но совсем не страшно. Можно сказать, всем повезло, что мы не пришли позже, иначе фантазия прежнего вождя и готовых на все исполнителей привела бы к таким же ответным мерам — о чем потом сожалели бы все. Как я уже сказал, мы против насилия. Дайте им веревки. — Шариф кивнул на Толика и его приятелей. — Пусть свяжут друг друга сами. Руки и ноги. Не обязательно сильно, но узлы должны быть крепкими. Потом обсудим другой вопрос, он касается всех.
Шариф подождал немного, пока Толик, Юрец и Бизончик примеривали недавние путы умников, и позвал троих из своей команды:
— Посмотрите, что, где и сколько.
Троица скрылась в темных переходах, подсвечивая путь телефонами. Из новоприбывших остались только Шариф на каменном троне, лопоухий Эмин и молоденький Ибрашка. Двое последних больше глазели на девушек, чем обращали внимания еще на что-то. У Ибрашки даже челюсть периодически отвисала, и он, заметив это, со стуком возвращал ее обратно. Но долго изображать грозное равнодушие у него не получалось, чувственное зрелище заставляло сознание расплываться, и челюсть снова ехала вниз.
Бизончик что-то шепнул Толику, косясь на оставшихся троих противников. Всего троих. Юрец несогласно мотал головой — позорное положение при продуктах устраивало его больше, чем неизвестность, но Толика, потерявшего лицо при стольких свидетелях, уже не устраивало. Требовалось доказать свое лидерство, иначе завтра никого не будет волновать его мнение. Он смахнул с рук веревки, которые пыталась приладить ему Фаня, и вынул пистолет.
— Мы уходим. Можете оставаться, делайте что хотите. Но мы уходим.
Бизончик и Юрец так же сбросили еще не завязанные путы и шагнули вперед вместе.
На губах Шарифа нарисовалась такая же усмешка, как у Толика, когда он глядел на травматик в руках Ника, не знавшего про предохранитель. Но сказать Шариф ничего не успел. Ибрашка вытащил сзади из-за пояса прикрытый камуфляжной курткой пистолет — судя по реакции Шарифа, который мгновенно забыл про Толика, настоящий.
— Это что такое?! — заорал Шариф на Ибрашку.
Напустив во взгляд достаточное признание вины, тот все же пожал плечами:
— Да, заказчик сказал, что оружие брать нельзя, но есть такое слово «вдруг». Вдруг случится что-то, где без этого никак? Поставить под удар всех и собственную жизнь только потому, что кто-то сказал прийти без оружия? Понадобится — выброшу или закопаю, если нужно — отвечу за то, что не послушал. Но лучше живым повиниться, чем послушным умереть.
— Ты ставил под удар всех, ты это понимаешь?
— Я выручил всех. Я взял оружие как раз для такого случая, как сейчас. А могло случиться и что-то похуже.
— Не понимаешь, — вздохнул Шариф.
Эмин шагнул к Толику и протянул руку:
— Отдай.
Тот покачал головой:
— Мы уходим.
Но время было потеряно. Ситуация «три мажора против трех кавказцев при трех нейтральных умниках, которые могли принять разумность ухода и поддержать» изменилась в худшую сторону: из глубин пещеры показались трое ушедших, они тащили убранные подальше остатки продуктов. Оценив положение, они положили все на пол и достали ножи.
Девушки, только что шагнувшие за Толиком, машинально отступили обратно к стене. Но не все. Рядом с ним осталась Фаня. Луиза устроила ей целую пантомиму, чтобы не нарывалась, но той было все равно.
Эмин спокойно пошел на ствол Толика и отобрал его с такой же легкостью, как сам Толик недавно отбирал у Ника. Резинострел Эмин отдал Шарифу, затем с той же небрежностью вырвал оружие у Ибрашки.
— Это последний довод, им просто так не размахивают. Достал — стреляй. Или не доставай.
Тот опустил голову.
— Связать, — приказал Шариф.
С Толиком и Юрцом пятеро кавказцев справились быстро. Бизончик дернулся, но его успокоили так же, как он Ника — ударами в лицо и по почкам. История повторялась. О том, что будет дальше, оставалось только догадываться. Ничего хорошего эти догадки не сулили.
— Как понимаю, — сказал Шариф, — сейчас произошли такие же неповиновение и попытка ухода, за которые были наказаны другие члены племени. Жаль, что так вышло, а мне так хотелось быть добрым. Мы пришли как друзья, но видим, что без грубых телодвижений не обойдется. — Шариф обернулся к Аскеру: — Той штуке они давали название?
Он указал на круглую глыбу, где лежала Луиза, когда они пришли.
— Жертвенный камень, — сказал Аскер.
— Логично. Что же, за неповиновение, иначе говоря — за нарушение фактически единственного правила племени, что вождь всегда прав, смещенный вождь приговаривается… — Шариф остановился. — Как он называл то, что должны были сделать с девушкой?
— Отцовским воспитанием, — подсказал Аскер.
— Вот к этому самому и приговаривается. — Шариф, как и все, услышал со стороны мажоров почти незаметный, если бы не массовость, вздох облегчения, и добавил: — Для начала.
Ник снова подумал: история повторяется. Толик так же тянул время и придумывал, что бы еще учудить такого, чтобы ужасное и на первый взгляд непозволительное казалось детской игрой по сравнению с тем, что ожидает дальше. И так, ступенька за ступенькой, люди переступали бы через принципы — каждый раз считая, что это уж как-нибудь стерпеть можно, ведь худшее впереди.
