— Создатели атомной бомбы тоже знали, что нельзя оставлять свое детище в одних руках, — неслось продолжение, — иначе мир погибнет. Я не причастен к изобретению телепортации и не знаю, что или кто перемещает людей в другое место, но мне понятны последствия. Шпионы, диверсанты и войска одного государства станут неуязвимы. Наступит крах прежнего мира. Станет возможным перебросить вооруженный спецназ в штаб управления чужими ракетами или в кабинет главы государства-противника. Я взял на себя смелость отдать открытие на благо всех стран. Скоро сюда прибудут представители американского посольства, они вывезут документацию и записи опытов с закрытой территории на машине или вертолете с экстерриториальностью и передадут в Организацию Объединенных Наций. Только все государства вместе могут решить, как поступить с открывшейся возможностью. Перемещаться должны уметь все или никто. Это моя позиция, за нее я рискую свободой и жизнью. Розенбергов, которые передали секрет атомной бомбы, казнили. Я тоже готов, что меня, как минимум, обольют грязью и, как максимум, постараются ликвидировать, но люди мира запомнят меня, а потомки скажут спасибо. Теперь входи, иначе не поможешь ни себе, ни друзьям. У меня нет времени с тобой болтать. Решай. Считаю до трех. Раз. Два.
— Мы говорили с профессором Весновским.
На этот раз вызванная заявлением Мирона пауза длилась долго.
— Где он? — наконец, донеслось из здания.
— Умер. Из-за тебя. Но он рассказал нам об открытии больше, чем знаешь ты.
— Что он рассказал? — раздалось жестко.
Луиза коснулась боком Мирона — намекала, что делиться знаниями в такой ситуации не стоит. Он понял.
— Дядя Кастусь, мы можем войти?
Ник порадовался. «Кто владеет информацией, тот владеет миром».
— Весновский сказал код от лаборатории?
Вопрос дал понять, что лаборатория все еще закрыта. Мирон помялся, ожидая, что кто-то из приятелей подскажет, что делать. Луиза отвела глаза. Ник сжал зубы. Код выдавать нельзя, и нельзя дать понять, что он известен — тогда его можно получить силой. Например, пытками. Никто не знает, до какой низости дойдет дядя Мирона ради желаемого.
— Не знаете, как скрыть, что код вам известен? Молчание сказало за вас. Входи, Мирон, и хватит разговоров.
— Я не знаю кода, — признался Мирон.
— А кто знает?
Мирон машинально оглянулся на Луизу. Сразу раздалось:
— Пусть она тоже войдет.
Луиза испуганно спряталась на Ника и Аскера.
— Я не пойду без них.
— Я сказал — войди. Считаю до трех. Раз.
— Она не пойдет. — Мирон шагнул вперед, перекрывая Луизу собой.
— Отойди. Два.
— Без нас она не пойдет. — Ник и Аскер тоже придвинулись к Мирону и встали с ним плечом к плечу.
— Три. Терпение лопнуло. Последний раз говорю: Мирон, отойди.
— Нет.
— Жаль. Ты не оставил мне выбора. Прости, но на кону судьба мира.
Прогрохотало. Мирон сложился пополам. Одновременно рядом протрещала очередь — оставленный без внимания Ибрашка подхватил автомат и теперь поливал свинцом темные глубины здания.
Как только оружие выплюнуло последнюю пулю, Аскер с ножом бросился в коридор.
Ник с Луизой склонились над Мироном.
Его глаза растерянно глядели в небо. Сердце не билось.
Глава 26
Пушкин, мечты и поступки
Заказчик был мертв, но теперь это не имело значения. Что такое деньги? Чтобы увидеть радугу, нужно пережить дождь. А лучшая радуга — после бури, которую устроишь сам. И тогда…
Свершилось то, чего не ожидал. Аллах дал ему шанс. Друг из интернета говорил: такой шанс дается каждому, главное — не пройти мимо.
Неверные даже не понимают, в какой грязи живут. Они говорят, что у них демократия. Как бы власть народа. Умма — мусульманское сообщество — вот истинная власть народа. Единственное право дерьмократии, которое неприкосновенно — право на грех. Потому что оно основополагающее. Никто его не тронет и не покусится на него, нельзя трогать фундамент, на котором стоит здание. Наоборот — демократия расширяет фундамент, делает его все больше и больше. Телки, что ходят по улицам голыми снизу до ж…ы и сверху до лобка — пройденный этап, все привыкли и считают это нормальным. Пидоры? К ним тоже привыкли. Дайте время — признают и всеобщую бисексуальность как норму общежития, и секс вместо рукопожатия, и инцест, как любовь к родственникам. Сказал же пророк Иса: «Возлюби ближнего». Демократы приняли к действию.
Всем остальным, чем гордятся демократы, в их государствах не пахнет. Ни равными возможностями, ни правами и свободами человека. Но любимое народом право на грех дается у них не всем, а только «законопослушным». То есть — кому? Тем, кто не имеет других принципов. Кто не принимает других идей. Кто послушно мечтает больше покупать и больше трахаться как можно большими способами. Фишка в том, что свободен ты только в выполнении спущенного сверху плана. Остановился и задумался — получи дубинкой по ребрам. Если в полном духе со свободой слова, о которой тебе горланят день и ночь, ты заявил о своем несогласии покупать и трахаться как цели своего существования — добро пожаловать на нары. И уже не Единый определяет понятия Добра и Зла — их устанавливает система, которая пасет тебя на своем пастбище.
Попробуй по их же пропагандируемому плюрализму мнений иметь другие убеждения — и в глазах окружающих ты становишься экстремистом. Для таких есть уголовная статья в «законе». В законе, который Система написала для себя, чтобы выживать и шириться, захватывая соседние пастбища с новыми баранами.
Винтики Системы постоянно жалуются, что несогласные быть винтиками их унижают. Их самих и их женщин. Женщин?! Порядочная женщина не поведет себя как шалава. Все просто. Если выглядишь и ведешь себя как шалава — значит, ты и есть шалава. Значит, с тобой нужно поступать соответствующе, именно как с шалавой. Жизнь учит с младенчества: если тебя унижают — ты сам дал такое право. Не захочешь — унижать не будут. Потому что будут уважать или бояться. Вот и вся арифметика.
В этой науке Ибрашка подкован. Бой со всем миром, который предстоит, будет трудным. Ничего. Сражение выигрывает тот, кто твердо решил его выиграть.
Ибрашка сменил магазин в автомате. Длинный парень оставил оружие снаружи, Аскер свой «Калаш» все еще носил за плечом. Они хотели похоронить толстого, но передумали. Тело занесли в коридор и временно оставили на полу, рядом с изрешеченным пулями заказчиком. Ибрашка прислонился спиной к стене ведущего к лифту и лестнице коридора и исподлобья разглядывал очкастую телку — единственную женщину в их компании. Она суетилась и пыталась помочь всем, а в результате только мешала. В пещере Аскер выдал ее за свою девушку, но он соврал. Эта телка, которую даже не хотелось называть светлым словом «девушка», в последнее время липла к длинному прямо в присутствии Аскера, да и с толстым нянькалась как с родным братом, если не сильнее, и спала с обоими — на одной постели в одной палатке. Разве нужно что-то еще, чтобы понять о ней все? Другие телки в компании, которую завалило в пещере, были еще более бесстыжими. Но их больше не было. А эта была. Ибрашка вспомнил ее белый зад, когда она лежала привязанной на камне. Шикарный зад. Тогда Аскер ее спас, а она теперь с этими… точнее с этим, с долговязым дылдой, потому что толстый сдох. Ладно, убит. Напоследок хотя бы вспомнил, что рожден мужчиной, и ушел достойно, защищая женщину. Опять же: какую женщину? Стоило ли отдавать жизнь за такую?
