Однажды вечером, когда он отдыхал телом, разумом и душой в своей постели, устав от плотных мифов и толстых иголок, раздался стук в дверь – и, не дожидаясь разрешения войти, Хиран Сак ступил во тьму комнаты. Пряжки на его одеянии поблескивали в тусклых лучах, проникающих сквозь ставни на окне, когда он приблизился к безымянному. Сел на край кровати, спиной к лежавшему, и долгое время сидел не шевелясь, как будто шел сюда с определенной целью, но совершенно ее позабыл, как только переступил порог. Над’Человек и (все еще) человек ждали в полумраке, но чего – сами не знали. Хиран Сак глядел вдаль, сквозь ставни, на плачущие Пороги и мимо них, на тяжелые тучи, что собирались над горизонтом. Из-под его одежд доносились отдаленные шепоты: миры, заключенные внутри миров.
– Хромает Порта, человек с головой коня, – сказал Хиран Сак, все еще глядя в пустоту. – Ты не знал?
Хозяин комнаты ничего не ответил: он смотрел на гостя сквозь глазницы животного и ждал.
– Я не думаю, что в Порте есть хоть один над’Человек, который не потерял бы родственника или друга в битвах или стычках с этим вонючим не’Миром или не смотрел бы так, как я сейчас, в даль, где легионы Слова тренируют солдат, готовясь к битве.
Он с улыбкой полуобернулся к безымянному.
– Его зовут Сиран Хак, мы близнецы. Иногда по ночам я как будто чувствую порывы морозного ветра, которые захлестывают его тело в их хижинах на равнине, а еще иногда у меня колотится сердце в груди, и я знаю – это он чего-то боится. И почти все время болит бок; не сомневаюсь, что в этом самом месте брат недавно получил ранение копьем.
Пристально глядя на безымянного, он продолжил:
– Но я ни за что на свете от этого не откажусь. Я лишь одного желаю: чтобы он не чувствовал того, что чувствую сам, ибо мне неведомо, что творит с его прекрасной душой моя ужасная печаль, которая пожирает все вокруг и оставляет пустоты внутри пустот. Как сражаться за над’Мир, когда внутри тебя пустота…
Он подошел к светильникам на стене и зажег их.
– Я получил от него весточку. Готовится новое вторжение, на этот раз серьезнее. Сиран Хак, конечно, рад. Это для него честь. – Хиран Сак горько улыбнулся человеку с головой коня, который молча наблюдал за ним из своей постели.
Над’Человек протянул ему письмо с восковой печатью, к которой был приклеен простой металлический ключ, и сказал:
– Вот теперь ты готов выполнить первую миссию.
Хиран Сак поклонился и вышел из комнаты. Человек с головой коня сломал печать, положил ключ на подушку, открыл письмо и прочитал:
зал номер девять
Большие Купальни
этаж минус четвертый
на закате
* * *
Он никогда не спускался в Большие Купальни и даже не знал, что они собой представляют. Но ему было известно, что это самые важные этажи в здании, и он мог лишь предположить, что над’Люди поважнее, чем он сам, омывают там свои тела. Быстро темнело, а значит, у него осталось мало времени на размышления, поэтому он оделся и спустился на три этажа, до первого, после чего, перейдя в Малые Купальни, еще на четыре, все сильнее углубляясь в недра земли. Запахи делались все более кусачими, гнилостная вонь здесь была ярче и отчетливее, нежели в других частях здания, где ему случалось побывать. Казалось, он погрузился в гигантский труп мертвой рыбы, которую выбросило на берег на незнакомом берегу; он как будто стал червем, который медленно прогрызал себе путь. Даже стены и двери, мимо которых он шел, были другими: тут и там их покрывали большие влажные пятна, какая-то омерзительная растительность; жара стояла почти невыносимая, и, достигнув нужного этажа, человек с головой коня был вынужден присесть на ступеньки и перевести дух, потому что от нехватки воздуха и душной вони кружилась голова. Он сказал себе, что никто не мог принимать ванну в этих залах.
Безымянный видел, как по углам появляются и исчезают силуэты, слышал голоса – чей-то усталый шепот звучал то ближе, то дальше. Он нашел зал под номером девять и постучался. Из-под двери лился такой плотный смрад, что прикосновения сквознячка казались живыми и липкими. Голова коня отчасти берегла безымянного от царящей вокруг вони, но ее было недостаточно. Когда дверь открылась, на него обрушилась столь жуткая волна гнилостного запаха, что он против собственной воли упал на колени; желудок без предупреждения вывернулся наизнанку, и его вырвало так, что пришлось снять голову коня, потому что горячие соки залили все лицо под маской, закапали на грудь и на пол. Сквозь туман перед глазами и пелену слез он увидел грязные ботинки и черные робы, покрытые липкими пятнами. Услышал, как перед ним на пол шлепнулись влажные тряпки, и понял, что от него хотят. Стоя на коленях у порога, безымянный вытер рвоту с пола двумя тряпками, а третью приберег для лица и головы коня. Потом встал и вошел в комнату.
Узкие коридоры не предвещали – просто не могли предвещать – столь больших залов, и первым делом человек с головой коня подумал о странной архитектуре, благодаря которой Купальни как будто разворачивались в пространстве, становясь куда больше, чем могло показаться с первого взгляда. Зал был длинный, с высоким потолком, который над головой безымянного рассекали металлические балки, идущие от одной стены до другой. По обе стороны шли ряды грязных ванн, из них спускались трубы, исчезающие под решетчатым полом невесть куда. В противоположном конце помещения в свете мощных ламп сияли баки, заполненные какой-то жидкостью. Свет усиливали зеркала, и весь зал для купания заливала грязная, пронзительная белизна.
Почти все ванны пустовали, и лишь в нескольких виднелись силуэты, которые то сгибались, то выпрямлялись, что-то старательно терли и ополаскивали. За каждым их движением наблюдал над’Человек с суровым взглядом. Еще один прошел мимо человека с головой коня и указал на ванну, которой должен был заняться он. Безымянный огляделся, пытаясь по поведению соседей понять, чего от него ждут. Надзиратель ушел, и безымянный полез в ванну.
Эмаль кое-где облезла, и всю посудину покрывал густой, омерзительный слой органической материи; запах был тлетворный, и, взяв тряпку, человек с головой коня начал вытирать слизь, в которой кое-где попадались кусочки костей и хрящей, словно частицы некоего живого организма, и он понял, с чем имеет дело: это были останки человека… или над’Человека… или, может, животного; так или иначе, в этой ванне нечто живое разложилось и перешло в жидкостную стадию бытия. Человек с головой коня испугался и бросил тряпку, уставился себе под ноги, сам не понимая отчего, а потом услышал голос над’Человека из ванны рядом – тот спросил, не прерывая свой труд ни на мгновение:
– Первый раз, да?
Им принесли ведра; часы шли под неослабевающим наблюдением надсмотрщика, ведра и тряпки менялись; безымянный перешел ко второй ванне, третьей, принесли еще ведра, еще тряпки, и он, усталый, тер и ополаскивал, подступившая к горлу тошнота была словно кулак, металлический и угловатый, легкие измучились. К утру, в последней ванне, человек с головой коня нашел кольцо, застрявшее в кучке слизистой плоти, и поднес его к глазам: маленькое, тонкое, с замысловатой филигранью, увенчанное красным камешком. Безымянный сунул его в карман рубахи и закончил чистить ванну. Когда от усталости он с трудом мог держать глаза открытыми, когда его руки упали вдоль тела, как мертвые, и ноги начали заплетаться, словно он засыпал на ходу, один над’Человек вытащил безымянного оттуда и отвел в Малые Купальни на первом этаже здания, где его помыли и выдали новую смену одежды. Гнилостная вонь впиталась в голову коня, но безымянный ни в коем случае не хотел ее отдавать, и потому принес в свою комнату долю смрада Больших Купален.
