Он проспал весь день; его оставили в покое, лишь время от времени кто-нибудь приходил, заново наполнял графин или оставлял на постели что-нибудь съестное, но человек с головой коня слишком устал, им овладели слишком сильные отвращение и печаль, чтобы хоть прикоснуться к еде. Когда он открывал глаза, лучи света на противоположной от окна стене подсказывали, который час, плач Порогов напоминал о чужих страданиях, вонь разложения оповещала про распад, который его не касался, и в те несколько минут бодрости человек с головой коня испытывал жестокую тоску, чувствуя, что не принадлежит ни одному миру – ни тому, откуда его забрали, ни тому, где он понемногу учился жить. Жизнь продолжалась и без него там, снаружи, но внутри него как будто больше ничего не происходило – и вновь ему привиделся маяк, лучом света пронзающий туманы, спокойный океан, чьи безмолвные волны бились о камни, как будто трупы погибших в неведомом кораблекрушении.
Но время шло, и безымянный проснулся, поел, помылся и отправился на лекции; внутри него жизнь притворялась, будто она продолжается, а сам человек с головой коня шел по коридорам купален с таким видом, будто сделался немного мудрей. Найденное кольцо он носил на шее на шнурке, по какой-то странной причине привязавшись к этой штуковине, и время от времени вытаскивал ее, чтобы поглядеть.
Несколько недель они в зале Святой Вавы изучали природу святых над’Мира, и Мастер, словно нанизывая на нитку имена всех святых, известных с сотворения мира, пытался объяснить таксономию святости, ведущей начало от первых шагов Исконных. Человек с головой коня узнал, что мужчины в не’Мире грешники, и поэтому несвятость собирается только в них, но не в женщинах, как это вышло со святым Нифой из Альбарены, святым Гору из Гагадума, святым Аруном из Язул-Секат, святым Вираном из Самаби, святым Яфумом, известным также под именем Мошу-Таче из Гайстерштата и многими другими за всю историю не’Мира, вплоть до святых, которые еще жили и трудились, вроде святого Голии с острова Еговал, святого Ремеса из города Уба-Сирах и Тауша, про которого было известно, что он покинул Гайстерштат и пустился в путь по Ступне Тапала. В над’Мире святость сосредотачивалась редко, но сильно, и только в женщинах, и голос Мастера дрожал, когда он произносил перед серией трубок, подключенных к рупорам над ними и между балконами, все имена великих женщин из истории над’Мира.
– Красота времен, сложившихся за пределами над’Мира, сообразна мукам и жертвам, на которые идут святые на протяжении пяти стадий разложения, и деяния их славны, – говорил Мастер.
Человек с головой коня внимательно слушал.
– Некоторые из вас, – продолжал Мастер, – достаточно благословлены, чтобы помогать святым на этом тяжком пути страдания во имя нашего мира, от малых заданий в Больших Купальнях до сопровождения святых через Пороги и в иных мирах. Да будет вам известно, что сейчас три наши святые трудятся в не’Мире и еще две готовятся к последнему этапу. В пре’Мире у нас одна святая, а в пост’Мире – две, и, заметьте, одна сидит в темнице Дворца Без-Дверей-и-Окон, который в том мире суть главная гнойная яма. О меж’Мире и святых, что в нем, говорить не будем.
Потом Мастер начал рассказывать о приспешниках святых, о самых отважных над’Людях из Порты и не’Людях, спасенных из варварской империи Ступни Тапала, которые исполняли важный долг и вместе с пугающими созданиями представляли собой маленькие армии над’Мира в не’Мире. Остаток дня был посвящен пугающим созданиям: монстрам, которых выращивали и дрессировали, чтобы они помогали святым, и которые вызывали неимоверный ужас у не’Людей, поскольку те никогда ничего подобного не видели и от испуга застывали в бою.
– Некоторые из них обретают форму и постигают тайны и обычаи не’Мира, и странный облик редко мешает исполнению их миссии, потому что не’Человек сам по себе странен, и ему в особенности плевать на окружающих, включая душевные измерения всех душ, что рядом с ним.
И услышав описание одного такого существа, которое недавно погибло, узнав его имя – Унге Цифэр, – человек с головой коня кое-что понял и преисполнился великой гордости от того, что тот монстр нес его на руках и пожертвовал собой ради над’Мира в последние мгновения жизни Данко Феруса на Ступне Тапала.
– Кое-кому из вас будет оказана честь трудиться на фермах за пределами Порты, где, я надеюсь, вы лучше поймете, на какие жертвы идут эти существа: они терпят муки, чтобы обрести душу, которую потом отдают в битве с не’Миром.
* * *
Водин из вечеров, вернувшись с прогулки по садам Порты, человек с головой коня нашел на полушке новую сложенную записку – текст, пусть и написанный другой рукой, иными чернилами, оказался тем же:
зал номер девять
Большие Купальни
этаж минус четвертый
на закате
Когда безымянный приплелся к входу в зал, сглатывая тошноту, он заметил, что в коридорах царит некоторая суета, а из-за двери доносится больше шума.
– Чего ждешь? – раздалось за спиной, и какой-то над’Человек в спешке толкнул его.
Он вошел и сразу же понял: что-то изменилось. Над’Люди собрались толпой вокруг нескольких ванн и склонились над ними, ковыряя в жидкости длинными палками.
– Сюда, быстрее, – попросил тот же торопливый голос.
Безымянный оказался перед одной из ванн и, когда заглянул в нее, перед глазами у него все затуманилось от тошноты, колени подогнулись: она была до краев полна соками разложения, в которых плавали останки женского тела – вздувшегося, лилового, склизкого; это был труп, который далеко продвинулся по пути распада.
– Не эта, она еще не готова, – услышал он и почувствовал, как чья-то рука с сильными пальцами хватает его за плечо и толкает к другой ванне, которую только что прикатили на колесиках из соседнего помещения. Та была заполнена слизью, в которую превратился полностью растворившийся труп. Над поверхностью роились пьяные от удовольствия мухи, в жидкости плавали черви, тут и там виднелись кости и хрящи, словно острова в океане смерти.
– Вот, – сказали ему, и безымянный не понял, он не хотел понимать, он не мог. – Раздевайся и полезай внутрь!
Безымянный огляделся по сторонам и увидел, что остальные уже залезли в свои ванны, согнувшись пополам или зажимая рты, пытаясь воздвигнуть плотину на пути рвоты, которая угрожала всем. Человек с головой коня снял штаны и рубашку и забрался в посудину. Он подумал: как странно стоять вот так, погрузив ноги в существо, которое когда-то было живым, а теперь стало всего лишь кашей из жидкостей, плоти, костей и, наверное, где-то под этой плотной и смрадной пленкой растворились все надежды, стремления, страхи и несчастья той или того, кто когда-то был кем-то.
– А теперь, – раздался все тот же голос, – найди пробку и выдерни ее.
Человек с головой коня понятия не имел, в какой части находится пробка, поэтому ему пришлось нагнуться и, погрузив в жидкость обе руки, ощупать дно ванны в поисках цепочки. В конце концов он ее нашел между скользкими кусками плоти и потянул изо всех сил. Раздался жуткий звук – все соки из ванны начали с клокотанием уходить по трубам, пока безымянный опять не увидел пальцы своих ног. Человек – или над’Человек, или не’Человек, или чем оно было – полностью исчез в сети труб Купален, но куда та вела, безымянный не знал. Остались только коричневатые пятна на стенках ванны, которые человеку с головой коня пришлось отмыть, прежде чем его отпустили в Малые Купальни, приводить себя в порядок.
