Потом он погрузился в долгий и крепкий сон, и привиделось ему, что туман над волнами слегка рассеялся, и луч маяка как будто высветил остров – но какой, почему и к чему, все эти вопросы превосходили и сон, и понимание безымянного. Проснувшись, он заподозрил, что внутри него возник остров, а это одна из худших вещей, которые могут случиться с человеком.
* * *
Человек с головой коня не видел Хирана Сака долгое время, пока однажды ночью тот не разбудил его и не попросил одеться.
– Идем со мной. Это ненадолго.
Безымянный подчинился, полагая, что даже это ночное вторжение – всего лишь новый шаг в его ученичестве. Так оно и было, потому что они двое, не сказав ни единого слова, шли по лабиринтам темных, кривых улиц, направляясь к Храму Девяти Утроб. Плач Порогов с каждым шагом отдалялся, его место занимало сопение гигантских птиц, гнездившихся над куполом. Безымянный и Хиран Сак вошли в храм через дверь, которая не выглядела главным входом, такая она была маленькая и хорошо замаскированная, а у порога их ждали другие над’Люди мрачного вида, которые без лишних слов завязали безымянному глаза. Хиран Сак долго вел его через тьму коридоров, и единственным звуком в этой мгле был только звук их шагов и тихие шепоты, про которые человек с головой коня знал, что доносятся они из-под одеяния Хирана Сака.
Когда он устал и утратил всякую надежду добраться до пункта назначения, они остановились, и повязку сняли с его глаз. Привыкший к мысленной тьме, он несколько раз моргнул и разглядел маленькое круглое окно с дымчатым, неровным стеклом, единственный круг света в темноте незнакомой комнаты. Он посмотрел на Хирана Сака, а тот шагнул назад, в темноту, и кивком подбодрил спутника:
– Иди. Взгляни.
Человек с головой коня сделал несколько шагов к окну и посмотрел в него: он видел лишь необычную текстуру, что-то вроде огромного одеяла из красноватой кожи, туго натянутого вблизи от стекла – на самом деле настолько близко, что он видел морщинки, растяжки и поры на поверхности, и даже кое-где кармашки с гноем. Органический пейзаж не шевелился; безымянный ничего не понимал. Он повернулся к Хирану Саку, которого почти целиком поглотила тьма. Потом человек с головой коня снова посмотрел в окно, и в этот момент по коже за стеклом пробежала дрожь, как будто под ней свело судорогой мышцу, и вся комната несколько секунд содрогалась. Безымянный в испуге уставился на Хирана Сака.
– Великая Лярва, – сказал тот и улыбнулся, как в день их первой встречи.
Он принес два стула, которые поставил под окошком, и подал безымянному знак садиться. Там было тихо, и тьма окутывала все вокруг, словно погружая в сон без сновидений; Хиран Сак молчал, но доносившиеся изнутри его одежд голоса – нет. Время от времени человек с головой коня вставал и смотрел сквозь окошко на Великую Лярву.
– Несколько недель назад мы проиграли еще одну битву в не’Мире, – начал Хиран Сак. – У нас были солдаты в одном трактире на перекрестке, и судьбе было угодно, чтобы там остановился поганец Тауш. Когда мы об этом узнали, воины над’Мира отправились туда, чтобы помешать ему двигаться дальше, но, к несчастью, у нас не было достаточно сильной святой, чтобы она смогла наполнить тело и дух солдат доблестью; они были всего лишь жалкими созданиями, сотворенными из земли, и их чар не хватило, чтобы покончить с Таушем. Мы потеряли на том перекрестке важный редут – ведь именно на перекрестках лучше всего расположиться лагерем между мирами, потому что там сидит над’Человек, или не’Человек, или пре’Человек, или пост’Человек, а может, и меж’Человек и размышляет, какую дорогу выбрать, верно? В пространство, которое остается после тех колебаний, в краткий миг сомнений, лучше всего пробраться и вырвать жизнь из не’Человека, жизнь, за которую он так цепляется, хотя от нее ему никакого толку; он просто гнилой сгусток вопросов без ответов. Мы надеемся, – продолжил Хиран Сак, – что один из перекрестков, которые еще остались, попадется Таушу на пути и подтолкнет его к Лысой Долине на Ступне Тапала, где его ждут новые опасности. У нас нет там войск, но есть Лучший-из-оборотней, который, если выпадет ему такой шанс, может добиться справедливости, кою мы так давно ищем.
Человек с головой коня глядел сквозь Хирана Сака, и было ему больно слышать имена из названия проклятых мест, ибо те всколыхнули внутри пепел прошлой жизни. Он ненавидел не’Мир и думал о том Исконном Слове, которое, как учил его Мастер, означало скандал и примирение одновременно.
– Человек с головой коня, мы думаем, ты готов вернуться в не’Мир и помочь святым в великой битве, что случится уже скоро. За пределами Порты все больше войск, и все больше святых постигают тайны разложения. Но умение открывать пути доступно и подвластно лишь им, а мы, прочие, должны действовать силой, должны взламывать не’Мир, чтобы освободить проход для наших солдат. Мы будем следить за Таушем и уничтожим его. Да будет тебе известно, что мы точно так же уничтожим всех остальных несвятых из не’Мира, готовясь к Великому Пути.
Человек с головой коня повернулся к Хирану Саку и посмотрел на него исподлобья, сбитый с толку.
– Мать отправляется в дорогу, – сказал Хиран Сак.
* * *
Вкоридорах храма человек с головой коня остановился лишь один раз, когда проходил мимо погруженного во тьму алькова и оттуда до него донесся невнятный шепот и плач. Он остановился, посмотрел на того, кто там стоял на коленях, и прислушался. Узнал этот голос, а странный запах, исходивший от над’Человека и из алькова, ему кого-то напомнил – и, вспомнив, кого именно, он в испуге взглянул на Хирана Сака, который кивнул и взмахом руки показал, что пора уходить. Перед окошком, сквозь которое отчетливо виднелась покрытая мурашками шкура Матери, стояла на коленях половина над’Человека, опираясь на другую половину – сложный механизм из лубков, костылей, струн и веревок, которые довершали тело существа, чьи душевные страдания были очевидны. Чуть позже, в комнате, прежде чем надеть голову коня, безымянный узнал от Хирана Сака историю Мастера: по слухам, странствуя в одиночку по всем известным мирам, он оставил правую ногу в не’Мире, правую руку – в пре’Мире, половину головы в пост’Мире и половину души в меж’Мире.
– А знаешь, что хуже всего, человек с головой коня? – спросил Хиран Сак в завершение своей истории. – То, что части тела, головы и души Мастера все еще плачут о своих половинах, и он чувствует боль в отсутствующих членах, а ведь говорят, что нет ничего мучительней, чем ощущать все известные миры, ведь одного достаточно, чтобы прикончить тебя еще в момент рождения.
Хиран Сак ушел, человек с головой коня заснул, и когда содрогнулась Мать, творя новый день, туман в его сне рассеялся, взгляд маяка упал на маленькую лодку, блуждающую по волнам. В ней было зерно души человечьей, и безымянный проснулся с ревом и криком, и кричал потом еще несколько часов под маской, испуганный до смерти ликом этого зерна, и еще долгое время после пробуждения человек с головой коня видел, когда закрывал глаза, лицо того, что было в лодке, с его извращенной, обманчивой улыбкой.
Кульминация аномалии, именуемой жизнью
Карина, чувствуя тяжесть кандалов на запястьях и боль в коленях, стертых о грубый и холодный камень, зажмурилась и как будто вновь услышала первые слова Учителя, произнесенные в большом лекционном зале Розовой Башни. Она только что прибыла, и все казалось ей таким странным, таким новым, как будто она попала в некий хрупкий мир, который должна была вскоре покинуть и перейти в другой. В мечтах Карина видела себя зернышком, семенем, высаженным в землю, глубже всех мыслимых глубин.
