Рука королевы спустилась по груди девушки и остановилась возле сердца. От приближения этого существа мышца в груди застыла, как будто и вовсе желала прекратить усталое биение.
– Ты меня не боишься, – сказала королева.
– Ты говоришь голосом Кунны – как я могу бояться?
– Ты еще и дерзишь мне.
Карина склонила голову и закрыла глаза. Потом чуть приоткрыла и увидела, как мимо нее протянулась длинная рука и, поковырявшись в груде гнилого мяса, вытащила маленького, почти уничтоженного хорька. Надела его Карине на шею, словно меховой шарф.
– Ты не испытываешь отвращения, – сказала Королева Копролитов.
– Нет.
– Ты убивала, Карина?
– Да, Кунна, но я не хотела…
– Тогда подними глаза и взгляни на меня!
Карина открыла глаза и подняла голову. Она посмотрела в черное стекло перед собой, в котором отражалась Королева Копролитов: у нее вокруг шеи тоже было обернуто нечто мягкое; труп Кунны. Но все в этом изуродованном теле было неправильным – ноги вместо рук, руки вместо ног; волосы свисали копной, прикрепленные к черепу лишь полоской кожи, а на обнаженной костяной макушке копошились блики света, нечеткие в отражении. Лицо Кунны было вывернуто наизнанку: лоб вместо подбородка, глаза вместо рта, рот вместо глаз и выступ нижней челюсти посреди лба. Только вздернутый нос оказался на месте, и прочие черты лица как будто вращались вокруг него по орбитам отвращения.
После того как Королева Копролитов вновь скрылась среди теней, Карина устало рухнула на пол и погрузилась в сон без сновидений. Она узнала о Королеве еще до того, как услышала первую лекцию в одной из холодных аудиторий, и до того, как прочитала о ней в тяжелых книгах, которые постоянно ждали ее на столе в библиотеке. Она никому не рассказала о видении. Когда она болтала в столовой с девочками, дошедшими до Ригора, те гордились своим приближением к Королеве Копролитов, которая являлась в Капелле Непроглядной Тьмы, а Карина втайне вспоминала прикосновение Королевы – такой чести, как она позже узнала, удостаивалась не каждая воспитанница – и ее изъеденный гниением лик. Почему она ей явилась, Карина еще не знала, но, вечер за вечером перебирая слова этого существа, перекладывая из разума в Скырбу, из Скырбы в разум, она уверилась, что это как-то связано со смертью той девочки в монастыре Тучь, причиненной слепой яростью самой Карины – стоило признать, по поводу этой смерти ее совсем не мучила совесть. В скором времени, однако, ее кожа начала белеть, и ее позвали в кабинет Первонаставника Башни.
С ним еще не было занятий, так что Карина не знала, чего ждать. В коридорах и по углам, в альковах и у двери в столовую шептались о том, что он – существо суровое, и за незнание наказывает безжалостно, однако к тем, кто трепетно выполняет свою миссию и уважает тайны ордена, относится со всей широтой души. Оказавшись возле кабинета, Карина отвесила глубокий поклон высокому и мрачному над’Человеку, но тотчас же узнала – в момент, когда тот пихнул ее в середину комнаты, – что это всего лишь помощник Первонаставника. Там она поклонилась другому, совершив ту же ошибку. И он толкнул ее дальше, пока, наконец, Карина не очутилась перед плотным занавесом, который с трудом раздвинула и на несколько секунд запуталась в складках. По другую сторону занавеса стоял громадный аквариум на колесах, подпертых досками и кирпичами, чтобы не двинулся с места. Вода была мутная, разноцветная – казалось, за стеклом клубятся облака красок, вертятся возле грузного тела на дне резервуара. Мужчина возлежал на диване, и его внушительное брюхо вздымалось среди подушек. Первонаставник тяжело взмахнул рукой, веля девушке приблизиться; его руке как будто пришлось преодолеть огромное расстояние сквозь тягучую жидкость. Изо рта существа выходили большие пузыри воздуха и, лопаясь на поверхности воды, образовывали над аквариумом слова:
– (По) (дой) (ди) (бли) (же).
Карина шагнула вперед и остановилась на расстоянии вытянутой руки от стекла. Так она смогла лучше разглядеть собеседника – у него были жабры, поросшие водяным грибком, и тройные ноздри посреди лба. Между пальцами Первонаставника виднелись перепонки, вокруг которых собрались всевозможные маленькие существа – улитки, рачки, бледные и слепые миниатюрные рыбы. Его короткие и толстые руки и ноги местами были покрыты каменными наростами, над которыми поднимались, танцуя в разноцветной жидкости, тонкие как лезвие ножа водоросли. Его брюхо представляло собой громадный коралл, в закоулках которого таилось больше жизни, чем Карина могла себе представить.
– (Ты) (блед) (на), (ди) (тя) (мое) (хэ!). (При) (шло) (тво) (е) (вре) (мя) (хэ!) (пе) (рей) (ти) (в) (Пал) (лор) (хэ!). (Как) (те) (бя) (зо) (вут) (хэ!), (ди) (тя) (мое)?
– Карина, многоуважаемый наставник.
– (Хэ!) – лопнул пузырь над водой. – (Ка) (ри) (на). (Бли) (же) (хэ!).
Девушка не поняла, огляделась по сторонам – куда ближе, как ближе? Туда? К нему – внутрь? Внезапно сильные руки слуг подняли Карину – она почувствовала себя снежинкой, подхваченной ветром, – и усадили на край аквариума. Пузыри воздуха поднялись к поверхности и лопнули совсем рядом, обрызгав ее.
– (Да) (вай). – И следом еще один, поменьше: – (Хэ!).
Карина задержала дыхание и позволила себе упасть в воду. Та была теплой, приятной, но густой, и девушке пришлось прилагать усилия, чтобы шевелить руками и ногами. Не дышать было все труднее. Ей хотелось выплыть. Она почувствовала, как что-то дернуло ее за ногу, и, посмотрев вниз, увидела свою тапочку, медленно опускающуюся на дно. Испугалась, попыталась выплыть, но не смогла. И тогда рядом появились толстые руки, подняли ее из жидких облаков. Кашляя у ног прислужников Первонаставника, Карина услышала, как где-то вдалеке лопаются пузыри:
– (От) (ны) (не) (те) (бя) (бу) (дут) (звать) (хэ!) (Ка) (ри) (на) (Пал) (лор) (хэ!).
* * *
Другие обитательницы Башни отнеслись к столь быстрому переходу к ступени Паллор нехорошо: многие из них провели здесь около двух лет, прежде чем с ними произошло то же самое. Но когда через шесть месяцев Карина проснулась с Печатью, свидетельствующей о переходе из Паллора в Алгор, всем стало ясно, что девушка должна быть особенной – ведь если вопрос о переходе в Паллор решал Первонаставник, то новый порог преодолевался во сне под руководством самой Королевы Копролитов. Разумеется, никто никогда не видел, как это происходит, но девушки, бледные из-за Паллора, просыпались утром с почерневшей мочкой левого уха; в тот же день они узнавали, что началась гангрена, и мочку надо отрезать. И вот такой – бледной, с усеченным ухом – Карина Алгор в первый раз вошла в Капеллу Непроглядной Тьмы.
Пришло ее время позаботиться о темных коридорах Капеллы, то широких, то узких, извилистых, как будто бесконечных, запрятанных глубоко в сердце Башни. Поначалу, в первые месяцы, Карина должна была следить, чтобы свечи не погасли, держа всегда открытыми потайные окошки во тьме ниш, впуская тем самым воздух снаружи, питающий пламя, и менять их по необходимости. Свечи были высотой с нее, толстые, как две ее ноги, воняли паленым мясом и загорались с трудом – говорили, что свет упрямо не желает показываться в Капелле Непроглядной Тьмы, и оттого желающий их зажечь должен был запастись немалым терпением и упорством. Но Карине нравилось стоять перед каким-нибудь промасленным фитилем на верхушке свечи и пытаться его зажечь, на что иной раз уходили часы, днем и ночью, так Карина могла побыть в одиночестве и спокойно поразмыслить о Кунне, задаваясь вопросом, проводила ли и та дни, недели, месяцы в попытках разжечь огоньки на верхушках свечей, думая о Карине, застрявшей в монастыре Тучь, словно муха в паутине.
