Человек с головой коня огляделся по сторонам и не увидел Хирана Сака; он понял, что над’Человека даже не было в повозке, когда он проснулся. Мужчина поднял тяжелый полог и заглянул внутрь. Не издал ни звука, отпустил ткань – это значило, как понял безымянный, что с женщинами и детьми все в порядке. Внезапно его охватили эмоции, которых он раньше не знал; это было ожидание некоего священнодействия на грани двух миров, но он сам не понимал, откуда это осознание. Он подошел ближе к костру. Под ногами треснула ветка. Мужчина повернулся в испуге и вскинул ружье.
– Стой, стрелять буду! – крикнул он, но когда увидел странное видение у костра, его руки ослабли, и ружье опустилось, как будто ствол расплавился.
Сквозь пламенные перья костра на него смотрел конь. Мужчина ничего не понимал – ведь это был не один из тех коней, которых они с собой взяли, но уродливый, полуразложившийся, с черными дырами глазниц и шкурой, изъеденной червями.
– Но… как… – только и сумел выдавить бедолага, а потом увидел, как существо позади костра раскинуло руки, как будто распятое.
Он собрал все силы, чтобы нажать на спусковой крючок, но когда уже был готов вложить душу в пули, лезвие рассекло его горло, и кровь хлынула до самого костра, где зашипела в пламени. Человек рухнул, и у него из-за спины показался Хиран Сак, без шляпы, с лицом, забрызганным кровью, с ножом в руке. Он тоже раскинул руки, и двое замерли, распятые, в прохладном ночном воздухе. Но им не дали насладиться моментом: женщины завозились в повозках, на сене.
Двое опустили руки.
– Горун? – позвала одна из женщин.
Ребенок что-то пробормотал и, судя по звукам, перевернулся на другой бок.
– Горун, ты слышал? – повторила женщина, и в ее голос просочился испуг.
Хиран Сак заглянул в пустые глазницы конской головы, увидел внутри нее две искорки. Они то появлялись, то исчезали, снова и снова – безымянный постоянно моргал. Хиран Сак кивнул: время пришло. Человек с головой коня повернулся и направился к повозке, рванул в сторону полог и ремни, от чего изнутри посыпалась солома. Женщины и дети, пробудившись, наверняка решили, что видят перед собой порождение беспокойного сна – то ли человека, то ли коня, – как случается с любым, кого силком тащат в неведомые дали. Они не закричали. Треск хвороста, пение сверчков, тяжелое дыхание человека с головой коня, биение пульса в висках женщин и детей – все эти звуки были слишком громкими в ночной тиши, но не такими громкими, как глухие удары кулаков, подобных кузнечным молотам из плоти и кости, которые падали на грудь и лоб тем, кто был в повозке. Безымянный орудовал кулаками, все более красными, все более чуждыми, как будто сложил ладони для молитвы, и ему вручили молот. Его удары были достаточно точными, чтобы задушить любой крик, который успевал родиться всего на четверть, иной раз – наполовину, но постоянно тонул в бульканье крови и хриплых вдохах. Воздух был плотным, насыщенным мелкой взвесью плоти и крови; безымянный не жалея сил убивал не’Людей, а в это время Хиран Сак читал знаки вокруг них, размышлял, просчитывал, рассуждал, измерял, ждал.
Когда человек с головой коня покончил со своим делом, Хиран Сак позвал его к огню, сел, чтобы согреться, и поведал тайну открытия дверей между двумя мирами, и то, почему содеянное этой ночью было чем-то нужным и хорошим, а также то, почему им придется это еще несколько раз повторить.
– Все дело в том, что повествователи не’Мира латают дыры в запутавшихся историях, как ткань, волокно за волокном, узел за узлом, а мы должны быть всегда на шаг впереди; как только они закрывают, мы открываем. А теперь – за работу, рассвет уже не за горами, а нам надо совершить таинство.
Потом, пока они трудились, Хиран Сак объяснил ему, почему Большие Купальни предназначены только для святых: гниль, что течет из одного мира и появляется в другом в виде плесени, доступна только им, тогда как обычным солдатам и созданиям над’Мира необходимы такие вот дыры в ткани, чтобы совершить переход. Он рассказал, как иной раз над’Люди застревают в коре дерева, в скале, подвешенные в воздухе, в колодцах и на чердаках, потому что часто повествователи не’Мира действуют быстрее, чем они, и дверь закрывается, пока кто-то еще стоит на пороге.
– Повествователи заботятся о том, чтобы измельчить их останки, чтобы обычные не’Люди ничего не увидели, – сказал Хиран Сак. – Иногда кому-то удается сбежать, и если заурядный не’Человек его увидит, рождаются мифы и истории, одна чудней другой. Они строят храмы, города и целые религии на основе этих выдумок. Но знай, что повествователи им это дозволяют, потому что чем больше в мире сказок, тем труднее не’Человеку узнать, что вымысел, а что правда. Но почти все, что у них есть, – это вымысел.
Они вытащили женщин и детей из повозки и положили у костра, рядом с двумя мужчинами. Хиран Сак принес два острых ножа и дал один человеку с головой коня. Попросил наблюдать и учиться, а потом – делать то же самое. Поэтому безымянный стал смотреть и учиться: Хиран Сак поднял лезвие и произнес несколько звуков, которые безымянный мысленно покатал на языке, потом опустил нож и возвысил голос; когда острие вонзилось в живот мужчины, Хиран Сак начал резать так и этак, высекать куски большие и малые, продолжая спокойно петь. Человек с головой коня следил и повторял движения, размахивая гигантским ножом в воздухе. Потом Хиран Сак отложил лезвие, и безымянный притворился, что делает то же самое, сунул обе руки в рассеченное брюхо не’Человека. Отыскал кишку, вытащил, разворачивая вокруг трупа. Потом надрезал кончиком ножа и, сжимая кулаки, выдавил на землю все дерьмо. Закончив, сунул потроха обратно в живот трупа и подтащил мертвеца ближе к огню. Кивнул человеку с головой коня – тому предстояло сделать то же самое.
Безымянный поднял нож, закрепил ноты в горле и начал напевать, опуская клинок в живот второго мужчины. Хиран Сак стоял у него за спиной, тоже напевая и время от времени исправляя мелодию. Безымянный учился легко и быстро: нашел кишку, вытащил, продырявил, выдавил. Оттащил труп, и они оба перешли к женщинам и детям.
Быстро приближался рассвет, так что Хиран Сак больше не тратил впустую ни секунды. Он научил безымянного, как напевать следующую мелодию, и, взяв в руки экскременты не’Людей, стал обмазывать ими деревья и корни вокруг. Человек с головой коня спешил последовать его примеру. Смрад был ужасным, тепло комков в ладонях – омерзительным, но он думал о том, что они совершают святую, великую и благородную миссию. Когда все было кончено, первые лучи солнца уже упали на их поляну и одарили теплом оскверненные деревья.
– Пора уходить. Теперь оно без нас сработает.
Пока они собирали пожитки и взнуздывали коня, безымянный слышал, как трещат деревья, как их плоть ломается, раздвигается. Пузыри воздуха из другого мира проникали сквозь слои дерьма. Врата открывались.
* * *
До того как попасть в Мандрагору, они еще раз сделали привал на повороте дороги, где стояла скала с высеченными указаниями о том, в каких направлениях находятся ближайшие города; там гости из другого мира поспешно распотрошили старого попрошайку, который, однако, так изголодался, что из его кишок почти нечего было выдавливать. Они забросали его листьями и вымазали, как могли, невидимую сторону скалы. Потом вскарабкались на ее вершину и увидели в отдалении стены Мандрагоры. Им надлежало поспешить.
