Ствол этого мифогена на удивление стабилен и встречается в большинстве вариантов (с незначительными изменениями, упомянутыми ранее), позволяя тем самым идентифицировать момент мутации легенды в эпизод пути из Гайстерштата в Мандрагору, имеющий десятки разных вариантов и определяющий финал (просто поразительно, что версий финала существует почти столько же, сколько и самого мифа). Самые распространенные вариации говорят о странном преображении святого вследствие мощной скырбы
[34] и его демонизации, ведущей к тайному сотрудничеству со злом (которое в соответствующих сказаниях отождествляется с не’Миром).
[…]
Парадоксальной и редкой является следующая ситуация: некий миф раздваивается, порождая бесчисленные варианты, но ветви вновь собираются в единое целое и все истории заканчиваются в одном и том же месте, но с участием разных персонажей и модифицированным мутационным багажом. Легенда о святом Тауше в этом плане наглядна, потому что почти все варианты завершаются в городе Мандрагора (иногда он называется Рэдэчинь или Альрауна), но всегда не с тем Таушем, что в начале сказки, окруженным другими персонажами и вовлеченным всякий раз в другие события, которые, тем не менее, приводят к переменам в означенном месте (городе).
Попытки установить степень подлинного риска, связанного с этими разнообразными формами мифа, представляются преждевременными, но можно заметить, что, если мифоген имеет возможность свободно циркулировать, он мутирует, порождая формы столь же разные, сколь и стабильные, да к тому же агрессивные, и способные, как хорошо демонстрирует легенда о святом (или несвятом) Тауше, оказывать воздействие не только на территорию, где они возникли и развились, но и на прилегающие миры. Как уже было сказано, научные исследования, связанные с определением грядущей эволюции отдельно взятого мифогена, пока что находятся в зачаточном состоянии, и не существует общепризнанного метода симуляции эволюции мифа в целях его изучения. Важные шаги в этом направлении предпринимает Институт исследования параллельных миров (ИИПМ) при Королевском Университете Эротастана, где научная ячейка под руководством профессора Рачелл анализирует возможную связь между исчезновением одного из Былых Миров (Гайи) и необычайно устойчивого мифогена, согласно которому некий тоталитарный бог послал в мир своего сына и подверг его немыслимым мукам во спасение народа Гайи. Будем надеяться, что изучение Былых Миров поможет нам лучше понять связь между мифами и разнообразными мифогенами с необычайно высокой вирулентностью, которые, судя по всему, способны творить и разрушать миры.
Часть четвертая
Альрауна
Ты из другого порядка вещей
Трактир «Бабина бородавка» был сизым животным желудком, бесформенной губкой, пропитанной запахами и вкусами, по´том и жаром, в чьих альвеолах мужчины и женщины, дети со зверьками под мышкой или в подоле ели и пили, болтали и спали, размышляли обо всем, что случилось или должно было случиться, ибо о происходящем прямо сейчас и прямо там не было времени думать – кто-то брал подносы, кто-то ставил их на стол, кувшины опустошались и наполнялись, а над очагом посреди просторного помещения два полураздетых мальчика с трудом вращали огромную свинью; возле стойки увядшие женщины роились вокруг клиентов с полными кружками и бездонными карманами – клиентов, успевших насытиться хлебом и бубликами, сухими колбасками и липкими полосками сала. Старуха, похожая на иссохшего паука, забытого во тьме посреди полотнищ паутины, ругалась на все, что видела и слышала из своего древнего как мир угла, а когда удавалось, плевала в какого-нибудь бедолагу, который напомнил ей этого – да, того самого, ага! Все знают, о ком речь – харк, тьфу! – после чего она скалилась и выкрикивала какую-нибудь чушь, хихикала и шептала, дескать, нет, это не он, просто уж очень похож. Лампы всасывали хороший воздух без остатка, порождая свет, который волнами прокатывался сквозь облака дыма, похожие на грозовые тучи; замерев, можно было услышать дребезжание расстроенного пианино и бренчание гитары, на которой не хватало двух-трех струн, хаотичный перебор неверных аккордов, а если поискать, можно было обнаружить и музыкантов, втиснувшихся между бочек, опустошаемых с каждой минутой, и каждый из них тоже изливал себя до самого донышка, в ожидании, пока насытятся одиннадцать душегубов, куражившихся в Мандрагоре: имя им было Братья-Висельники. Но чего слушать, зачем петь, времени нет! Внезапно какой-то парень запрыгнул на стол и начал подражать братьям, которые примерно месяц назад показались народу. Приятель смельчака отважился забраться на тот же стол, и, взявшись за руки, они закружились, ударяя каблуками, среди тарелок и глиняных чашек, наступая то на печеную картошку, то на калач с оторванной корочкой.
– Я Агосте! – кричал первый.
– А я Гагосте! – кричал второй.
– И мы полныыыы любви! – хором отвечал им весь трактир.
Старуха в своем углу, погруженном в темноту, пыль и грязь – плоды течения времени и вереницы тел, – шлепала по коленкам костистыми ладонями, возбужденная таким взрывом веселья, смеялась и кашляла. Рядом с ней трактирщик и сам сплевывал в пыль, хохотал и кричал, подпевая песенке про одиннадцать братьев, которым пришло в голову запугать целый город и выгнать людей из их жилищ.
Еще девять мужчин забрались на столы под хохот пирующих, и немедля их голоса зазвучали у всех над головами.
– А я Фагосте!
– Я же Маносте!
– Пакосте, так меня звать!
– Рагосте! – все хором.
– Меня зовут Намосте!
– А я Тагосте!
– Сагосте – я говорю!
– Драгосте я…
