— Сукин сын, у тебя что, бананы в ушах?
Это произошло на участке дороги у школы, где у пешеходов полное преимущество. Хотя место не имело принципиального значения — любой автомобилист подождал бы, увидев на пешеходном переходе шатающегося и держащегося за голову человека, а не стал бы обзывать его «сукиным сыном» и орать про «бананы». Надо было запомнить номер машины или ее марку, но мне было не до этого. Утренний туман уже добрался до поясницы, поле зрения было размыто из-за головной боли, да и сам автомобиль успел свернуть в сторону реки.
Я ненадолго забыл про боль. У меня все кипело внутри, и я почти перелетел несколько оставшихся метров. Но оказавшись на другой стороне, огляделся, не зная, что делать дальше. Автомобиль Мадам Банан исчез из поля моего зрения, а у дороги около начальной школы видеокамеру еще не установили. Машина приехала оттуда, где находились четыре крупных жилых комплекса, включая наш. Номера и марки машины я не запомнил. Значит, наказать нарушительницу, не было никакой возможности. Закипевшая голова стала понемногу остывать. Когда я сердился, я ничего не видел перед собой — это был мой самый большой недостаток, но сильной моей стороной было то, что я сразу обо всем забывал, как только понимал, что сердиться без толку. И я сразу оставил идею наказать Мадам Банан.
У меня появилась уверенность, что женщина в тумане и оставшаяся безнаказанной Мадам Банан одно и то же лицо. Конечно, многие женщины едят бананы, но мало кто из них затыкает ими уши. Да и голоса у них были похожи — словно в горле застрял банан.
Я сразу же спрятался за фонарем у дороги со стороны реки и большими шагами стал приближаться к Мадам Банан. Через мгновение появилась темная тень, медленно двигавшаяся в тумане. Я подошел поближе и увидел длинные волосы, развевающиеся на ветру. Тогда я замедлил шаг и, сохраняя дистанцию, последовал за ней. Могу поклясться, я не желал ей ничего плохого. Просто хотел узнать, где она живет. Болтовня Мадам Банан продолжалась почти пять минут.
— Недалеко от книжного магазина «Кёбо» в районе Кванхвамун у меня заглох мотор.
— Что за вопрос? Конечно, я вызвала эвакуатор и доехала до мастерской.
— Да нет, я села на автобус. Как можно оттуда ехать сюда на такси?
— А чего бояться? Что страшного? Полночь — это еще ранний вечер, да и луна светит ярко.
Мадам Банан перешла через первый мост и вдруг остановилась и замолчала. Она, кажется, с опозданием поняла, что полночь в Сеуле и полночь в нашем городе это две большие разницы. Улицы были темными и тихими: ни людей, ни машин. Сквозь морской туман раздавались крики чаек. Слегка вздрогнув, Мадам Банан быстро повернулась и посмотрела в мою сторону. Все-таки страшнее всего ей было из-за того, что у нее за спиной.
Я стоял за фонарным столбом и смотрел прямо на Мадам Банан, стоявшую в желтом свете фонаря. Мой взгляд остановился не на ее лице, а на пальцах, державших телефон, а точнее — на золотом кольце у нее на мизинце размером с голову ребенка. Не знаю: то ли из-за лунного света, то ли из-за фонаря кольцо по-волшебному сверкало в тумане, словно звезда, прилетевшая из другой галактики. Вдруг голос в моей голове загадал мне загадку. Какой самый простой способ снять золотое кольцо с пальца Мадам Банан?
Я ответил сразу без особого колебания. Отрезать палец.
— Да нет, ничего. Мне просто показалось, что за спиной раздался какой-то звук.
Мадам Банан опять повернулась и пошла. Цок-цок. Я пошел в ногу с ней. Цок-цок. Мы прошли метров десять, и Мадам Банан снова остановилась и обернулась. Наконец-то она произнесла то, что должна была произнести:
— Ты знаешь, давай я перезвоню тебе, когда приду домой?
Я остановился и улыбнулся. Раньше надо было.
Мадам Банан крепко сжала телефон и пошла быстрее. В шагах чувствовалось беспокойство. Наверно, ее все время пугало то, что находилось за спиной. Уверен, что «женское шестое чувство», приобретенное за века человечеством, шептало ей всю дорогу. Тебе не кажется, что за тобой кто-то идет? Или она услышала шепот в моей голове. Ты чувствуешь меня?
Я тоже пошел быстрее. Я не бежал, но у меня отчего-то появилась одышка, а в ногах чувствовалось напряжение. Десны чесались, словно резались зубы. По щекам бежали мурашки, как от дуновения ветерка. Мои странные ощущения было сложно передать словами и их нельзя было списать на волнение или напряжение. Такая реакция была похожа на нечто, о чем когда-то рассказал мне Хэчжин.
Четыре года назад поздней весной или в начале лета Хэчжин как-то не пришел домой ночевать. В тот день он пошел на свидание со старшекурсницей из университета, в которую был очень долго безответно влюблен. Это был первый раз, когда Хэчжин без предупреждения не вернулся домой, и один из тех редких случаев, когда мама отчитала его.
Пока мама его ругала, я стоял у стола и внимательно наблюдал за выражением лица Хэчжина. Он все извинялся и извинялся, но было видно, что мыслями он где-то далеко. В его глазах мерцали звезды, и мне показалось, что его душа бродит где-то в космосе. Мне стало ужасно любопытно. Что это за девушка, которая прошлой ночью отправила его в космос? Как только мама ушла, я спросил:
— Тебе было так хорошо?
Шея Хэчжина покраснела, как арбуз. Он стал оправдываться, будто перед мамой.
— Я плохо помню. Мы оба были слишком пьяны.
Было ясно, что он хотел сохранить все в секрете. Но я, конечно, не захотел уважать его личное пространство, потому что для меня это тоже был важный вопрос.
— Но ты хотя бы свое настроение помнишь?
— Это…
Он долго колебался, а затем начал рассказывать, используя очень много художественных определений. Всего я не запомнил, но сказал он примерно следующее.
Когда мне будет 98 лет и настанет мой черед умереть, Смерть придет за мной и спросит, какой момент своей жизни ты бы хотел пережить еще раз, и я отвечу ей, что хотел бы снова прожить прошлую ночь, когда весь мир вокруг незаметно исчез.
Что это за чувство такое, когда исчезает мир? У меня не было серьезных отношений с противоположным полом, я только переспал с двумя женщинами. Ощущения от этих двух раз были, как космос, далеки от испытанного Хэчжином. Эти женщины были проститутками, не нужно было даже стараться стянуть портки. У первой были небольшие упругие груди — в моем вкусе. Но я особо ничего не почувствовал. Даже пульс стал биться медленнее и тяжелее, чем обычно. А когда я кончил, не испытал никакого электрического разряда. В надежде на что-то другое, я попробовал во второй раз с другой женщиной, но и он ничем не отличался от первого. Мне было скучно даже целоваться, поэтому я просто трогал ее зубы кончиком языка.
Меня не привлекали и мужчины. Никакого чувства к Хэлло с двадцать второго этажа я тоже не испытывал. Глаза Хэчжина, улетевшие в далекий космос, оказались для меня полной загадкой. Я чувствовал отчаяние, потому что понял, что до конца жизни не смогу расшифровать сигнал, породивший в Хэджине такие ощущения. В ночь, когда я пошел следом за Мадам Банан, я наконец-то нашел зацепку для расшифровки. Более того, я четко понял, что меня привлекало. Меня привлекал испуг.
