Луна зашла за тучи. Туман очень быстро становился все гуще и гуще и распылялся вокруг, как снег, разбрасываемый в горах снеговой пушкой. Когда Мадам Банан оборачивалась, я останавливался, когда она двигалась, я шел поблизости от нее, чтобы она в полной мере чувствовала мое присутствие. Чем ближе становилось расстояние, тем больше звуков, издаваемых Мадам Банан, проникали мне в уши и зажигали пять чувств. Звон монет и ключей в ее рюкзаке. Стук каблуков, который становился все быстрее и сбивчивее. Трение голых бедер во время ходьбы. Шорох развевающихся от сильного ветра волос. Прерывистое и влажное дыхание. Мне стало даже казаться, что я слышу, как кровь пульсирует у нее в артерии под подбородком.
Я слышал эти звуки, и в моей голове рождались разные сценарии, как забрать у нее золотое кольцо. Одной рукой резко схватить за волосы, струившиеся по плечам, а другой — заткнуть ей рот и потащить через улицу в сторону реки. А перед тем, как бросить ее в воду, сорвать золотое кольцо клыками, полученными в наследство от наших предков, которые сидели в пещере и рвали ими сырое мясо.
Когда показался перекресток, Мадам Банан перешла на бег. Ее дыхание стало очень шумным, будто в горле установили мотор от мотоцикла. Оглядываясь, она бежала на высоких каблуках, ее ноги несколько раз подворачивались, и она пошатывалась. Грубая была, но пугливая. Хотя и в такой ситуации она сохранила остатки самообладания. У пешеходного перехода на перекрестке она резко обернулась и металлическим голосом закричала, походя на шипящую кошку:
— Ты кто?
Я не ответил. Мне не понравилась ее манера разговаривать. Что я тебе такого сделал, что ты так шипишь? Я же не говорил с тобой, не приставал, не показывался тебе на глаза и не пугал, я просто шел своей дорогой.
Как некстати в это время у нее в руке зазвонил сотовый. Она закричала и дернула рукой, как от удара. Телефон улетел на середину перехода, а женщина с ужасным криком побежала через дорогу. В этот момент из-за угла школы появился автомобиль и резко затормозил. В тумане смешалось много звуков — скрежет колес, которые скользили и царапали поверхность дороги, эхом разносившийся крик Мадам Банан, звонок телефона на дороге.
Наконец наступила тишина. И автомобиль, и Мадам Банан — все ушли своей дорогой. Я приблизился к переходу. Опустив руки, я недолго простоял у светофора. Приподнятое состояние моментально испарилось, и меня охватил голод, будто мой желудок был совсем пуст. Все силы покинули меня, голова опустела. Что я до сих пор делал? Чего мне не хватает, отчего я чувствую голод?
Я поднял телефон, валявшийся на проезжей части. На экране высветилось имя звонившего.
Я выбросил сотовый в реку. После этого я больше не видел Мадам Банан. Возможно, она перестала ходить ночью одна, а у меня, наоборот, появилась привычка выходить именно по ночам. В первую ночь просто решил проверить реальность своих ощущений с Мадам Банан. В следующий раз — перепроверить, в чем убедился накануне. А на следующий день чтобы еще раз проверить то, что я уже проверил накануне. На третью ночь все мои мышцы были напряжены, как у возбужденного жеребца.
В результате этих проверок я понял, что женщины мне нравятся больше, чем мужчины. Их шестое чувство, которым они ощущали присутствие за спиной, было в два раза сильнее, чем у мужчин. И пугливее они были в два раза больше. Лучшей игры не найти — она давала адреналин, который на языке противоположной в игре стороны, конечно, означал «страх».
На обратном пути со смотровой площадки я подходил к переходу у волнореза. Вероятность, что кто-то выйдет из последнего автобуса, составляла 50 процентов. С такой же вероятностью это могла оказаться женщина. Моя игра начиналась после того, как я переходил дорогу у волнореза, дальше все подчинялось моим правилам. Дорога вдоль реки была игровой площадкой. Только критерий правил постоянно менялся — чтобы испытать адреналин, мне требовалось все больше и больше. Каждый раз, когда я убегал из дома, мне были нужны новые игрушки, которые могли обновить атмосферу и усилить мое воображение. Например, металлическая музыка, рычащая, словно чудовище, маска или перчатки из латекса.
Конечно, я убегал не каждый день, а только тогда, когда прекращал принимать лекарство и когда у меня возникала «собачья болезнь». Если мне везло и я в тот же день встречал женщину, то на следующий день мог сразу начать снова пить лекарство. И у меня долго не возникало желания убегать из дома. Я называл эти периоды передышками, в течение которых я давал себе обещание больше не уходить по ночам. Но как только начиналась «собачья болезнь», я с легкостью менял свое обещание.
Если же мне не везло и я не встречал женщину, то период «собачьей болезни» затягивался до тех пор, пока я ее не встречал. С августа, как и было известно маме, эта болезнь охватывала меня шесть раз. Трижды мне попадались женщины. Первой была Мадам Банан, которую я случайно увидел 31 августа. Вторую я встретил 15 ноября, а от третьей убежал сам. Женщина, которая накануне ночью вышла одна из автобуса и подошла к переходу… Вдруг из подсознания всплыл один вопрос. Правда она вышла из автобуса одна?
Опять возникло видение, которое я видел на рассвете, как только открыл глаза. Алый зонт, валявшийся на дороге. А затем еще одно, которое я увидел недавно по пути домой из пирожковой. Женщина, раскрывшая зонт, как только вышла из автобуса. Мужчина, который, шатаясь, шел за ней следом. Песня, раздававшаяся на улице.
Женщина под дождем, которую забыть не могу.
Я ее забыть не могу …
Затем возник второй вопрос. Я на самом деле стоял вчера у перехода?
У меня было ощущение, что из-под ног поднимается холод. Нет. Я находился не у перехода, а за пирожковой «У Ёни». И я не стоял, а сидел на перилах у волнореза. Глядя на море, я ждал последний автобус. Это больше соответствовало времени и условиям. Хозяин пирожковой закрывает лавку в 23:20 и в половине двенадцатого садится в автобус. А я, добежав до смотровой площадки, возвращаюсь к пирожковой в 23:50. Последний автобус прибывает плюс-минус в полночь. Так было всегда, когда я убегал через крышу, и вчера наверняка все было именно так.
Третий вопрос — правда ли, я сам убежал от женщины?
Наверно, вопрос надо поставить по-другому. На самом ли деле у меня были симптомы припадка? Припадок случался со мной не каждый раз, когда я прекращал прием лекарства, а вернее — лишь дважды. Первый раз, когда мне было пятнадцать, а второй раз — на острове Имчжадо. Может быть, я поверил в это, потому что так мне было удобно? Потому что объяснить забытье легче всего припадком? В таком случае галлюцинация, которую я видел сегодня утром, это не симптом перед началом припадка, а ключ к потерянной памяти.
Четвертый вопрос возник сам собой. Почему я забыл вчерашнюю ночь?
Внезапно перед глазами встала яркая белая пелена. Из-за световой завесы, которая полностью закрыла мое зрение, донесся скрежет. Это был звук скользящей по мокрой дороге машины, которая резко затормозила. Дверь машины открылась и сразу раздался крик мамы, будто мне в ухо воткнули шило:
