Как только свет фар исчез за мостом, я сразу поднялся, затянул капюшон и побежал обратно. Обратно мне бежалось легко, словно я просто шел большими шагами. Когда я добрался до волнореза, заиграла пятнадцатая композиция — «Завоевание рая». Было уже две минуты за полночь, но я подумал, что последний автобус еще не приезжал, потому что по дороге мне не попался ни один человек.
Я прошел за пирожковую «У Ёни», состоявшую из деревянного каркаса и пластиковой крыши. Между ней и ограждением у волнореза было очень тесное пространство, где мог поместиться только один человек. Чем-то оно походило на место за фонарным столбом у реки — темное и скрытое в морском тумане, — которое очень подходило для моих игр, а это место за пирожковой было идеальным для ожидания человека, с которым можно было поиграть.
Я присел на ограждение спиной к морю, и резкий морской ветер сразу изо всех сил ударил меня по спине. Косой дождь бил по ушам. Снизу из темноты доносился плеск — на волнах качались корабли. В густом тумане танцевал луч от прожектора на смотровой площадке. Музыка достигла своего пика, я стучал ногой ей в такт. Я был взволнован намного больше, чем обычно. Не знаю почему, но, может быть, из-за дофамина, выработанного мозгом во время бега. Или из-за музыки, создававшей первобытные ощущения, и ритм которой будто ковал железо. Или из-за ожидания последнего человека для моей последней игры.
Как раз, когда заканчивалось «Завоевание рая», появился последний автобус. Он опоздал почти на пять минут. Я выключил плейер, снял наушники и положил их в карман ветровки. Как только автобус остановился на остановке, кровь сильно запульсировала в ушах. Кто-то должен был выйти. Иначе автобус вряд ли бы остановился. По шее у меня пробежал холодок, когда я увидел в ярко освещенном автобусе стоящего у двери человека. Я обрадовался и одновременно напрягся. Женщина или мужчина?
И женщина, и мужчина. Видимость была не очень хорошей, но я сразу разглядел. Все внутри оборвалось. Дождь, густой туман, пустая дорога. У меня было еще полно сил, хоть я и пробежал четырнадцать километров, мне всего-то был нужен попутчик, с которым можно было поиграть оставшиеся до дома два километра, и тогда ночь была бы совершенной. А из последнего автобуса вышла парочка, это был облом.
Автобус тронулся и исчез в темноте. Вскоре в поле моего зрения появилась женщина с алым зонтом. Длинные прямые волосы, темно-красное пальто, короткая юбка, сапоги на высоком каблуке. Женщина все время краем глаза оглядывалась на мужчину и очень спешила. Мне показалось, что они не знакомы. К тому же по ее лицу было видно, что и этому случайному попутчику она не рада, а, наоборот, боялась его.
От меня до того мужчины было довольно далеко, но даже на таком расстоянии он выглядел не совсем нормальным. Его живот был похож на огромную бочку размером с танкер, доверху наполненную водкой. Он был в тонком дождевике, с каждым шагом его тело качалось, словно поплавок, а колени подкашивались. Он не мог идти прямо — его бросало то вправо, то влево. Рукой размером с сиденье от унитаза он пытался раскрыть малюсенький, как крышка от пиалки, зонт. Зонт наполовину открывался и тут же складывался, после нескольких попыток он, казалось, наконец-то поддался, но из-за сильного порыва морского ветра вывернулся наизнанку. За это время дождь успел нанести бомбовый удар по голой голове Брюхана, некогда наверняка густо покрытой растительностью. Брюхан обозвал свой зонт «гондоном», не обделив вниманием и дождь, который он наградил похожим эпитетом — Твою мать, ебучий дождь.
Брюхан ладонью вытер лысину и надел на голову капюшон от дождевика. Как только он дал отпор дождю, у него сразу улучшилось настроение — как мало надо для счастья, — и он очень громко запел.
Женщина под дождем, которую забыть не могу.
Я ее забыть не могу …
В это время женщина успела перейти через переход. За ее плечами прямо торчал алый зонт, явно предупреждая — не приставай ко мне. Само собой, Брюхан вряд ли видел это предупреждение. Пытаясь вывернуть зонт, он шел за женщиной. На середине перехода оба куда-то исчезли, словно растаяли в тумане. Издалека лишь доносились слова песни Брюхана.
Глядя на капли воды,
Молча, молча я брел…
Я вышел из-за пирожковой. На светофоре горел красный свет, но я не обращал на это внимания — времени не было. Я перешел через дорогу. Я совсем расстроился и сник, разом обессилев. В животе все кипело, ведь Брюхан отнял то, что принадлежало мне. Если я и завтра не стану принимать лекарство, из-за чего у меня начнется «собачья болезнь», и я опять выбегу на улицу, это будет уже не моя вина, а Брюхана.
Перед началом дороги, идущей вдоль реки, я еще раз перешел на другую сторону. Как только я двинулся вдоль реки, с противоположной стороны, примыкающей к парку, послышалась песня Брюхана, который шел по тротуару. Голос был в два раза сильнее, чем до этого. Брюхан то ненадолго появлялся, то снова исчезал в тумане. А женщина шла по проезжей части. Каждый раз, когда появлялась машина, она поднималась на тротуар. Наверно, ей было страшно идти рядом с Брюханом, но еще страшнее было совсем оторваться от него.
Я перестал обращать на них внимание. Достав из кармана бритву, я то закрывал, то открывал ее и обдумывал ситуацию — попробовать выйти еще раз завтра или сейчас же вернуться домой и решительно проглотить лекарство. Я ненадолго остановился в том месте, откуда показался первый мост, потому что женщина, которая шла по проезжей части, вдруг закричала. Затем она резко повернулась и выбежала на проезжую часть с моей стороны. С другой стороны прямо посередине дороги стоял Брюхан — он спустил штаны, достал свой член и писал, двигая им, как пожарным шлангом. При этом продолжал петь.
В желтом дождевике, ее черные глаза
Я ее не могу забыть.
Женщина с алым зонтом поднялась на тротуар и оказалась в пяти метрах от меня. Я уже успел спрятаться за фонарным столбом и молча наблюдал за женщиной, которая, запыхавшись, остановилась. Судя по выражению ее лица, уровень страха перешагнул уже далеко за красную предельную отметку. Упади на нее листочек с дерева, она от испуга бросилась бы бежать.
Ну, это был уже совсем другой разговор… К подбородку резко прилила кровь. С противоположной от нас стороны на проезжей части раздался гудок автомобиля. Легковая машина с включенным дальним светом повернула налево со стороны волнореза и направилась в нашу сторону. Брюхан натянул штаны и медленно исчез в тумане. Однако исчез он ненадолго. Как только машина проехала, он вернулся на прежнее место. На этот раз вместо пожарного шланга он махал вывернутым зонтом и зигзагами двигался посередине проезжей части. Его песня становилась все громче и громче и больше походила на крики слона.
Женщина тронулась вперед, продолжая взглядом следить за Брюханом. Ее дыхание было прерывистым. Каблуки цокали резко и нервно. Из кармана я достал перчатки из латекса и надел их. Я шагал в ногу с ней, я был ее тенью. Когда она бежала, я тоже бежал, когда останавливалась, останавливался и я. А Брюхан добрался до разделительной линии на дороге и в том месте, откуда виднелся первый мост, приблизился к тротуару на нашей стороне. Мне показалось, что у него не было никаких плохих намерений. Он просто посторонился, уступая дорогу машине, которая появилась недалеко от парка.
