Я попила воды, которую принесла медсестра. Хэвон заговорила только тогда, когда я уже почти выпила всю воду. В конце концов она пообещала. В этот момент я потеряла дар речи. Все слова, которые я готовила несколько дней, сразу смешались в голове. С чего же мне начать? Да, надо начать «с ночи того дня».
Я начала рассказывать. Я очень старалась говорить ясно и, по возможности, равнодушно, но максимально логично. Пока я не закончила рассказ, Хэвон хранила молчание. Выражение ее лица также не менялось. Мне показалось, что она даже ни разу не моргнула. Выслушав меня, она спокойно спросила, что я хочу от нее.
Я хотела протестировать его. Сделать ему тест, который она предлагала три года назад. Мне казалось, что, если между «серьезной проблемой, о которой мы тогда говорили» и «событием того дня» не было связи или причинно-следственных отношений, если «событие того дня» было случайным, я могла бы простить Ючжина, и даже смогла бы избавиться от ненависти к нему и не бояться его. Смогла бы жить с ним и дальше.
Хэвон вместо того, чтобы просто согласиться сделать тест, задала мне вопрос, которого я больше всего боялась. Если результат будет таким, каким она ожидала, что я буду делать? Смогу ли я повести себя в этой ситуации здраво? Я с силой сжала пальцы. Словно стон, из меня вырвались слова. Хэвон, пожалуйста… На глаза наворачивались слезы. Я опустила голову, и по щекам рекой полились слезы, как каждый раз в детстве, когда мы ссорилась с Хэвон. Только когда я чуть не умерла, она глубоко вздохнула и с сердитым лицом приняла мою просьбу.
Она объяснила мне, что анализ будет проходить несколько дней. Сперва в своей клинике Хэвон проведет основные исследования и психологические тесты, а после этого попросит своих коллег из центра по исследованию мозга при больнице университета, где она работала до этого, провести детальный анализ. Я немного переживала из-за слов «попросит своих коллег», но решила довериться ей. Она просто так не обещает, а уж если пообещает, то держит слово.
В глазах кололо. Я ненадолго оторвался от тетради и прислонился головой к спинке стула. Ладонью я нажимал на глаза и думал о голове девочки. Но сколько ни пытался, никак не мог вспомнить эту картинку. Однако мне было ясно, что дело не только в ней, мама отвела меня на лечение к тете из-за чего-то еще. Ведь мама стала бояться меня только через три года после того, как я в своем воображении художника убил маму. Значит, все из-за событий «того дня».
Чтобы узнать, что это за события и когда они произошли, я снова вернулся к тетради.
Следующая запись была неделю спустя.
19 мая. Пятница.
Прошла неделя, показавшаяся целой вечностью. Это были очень тяжелые дни, мне казалось, что я умираю. Сегодня утром перед тем, как выйти из дома, я посмотрела на свое отражение в зеркале, висевшем в прихожей, оттуда на меня смотрел живой труп. Желтая кожа, впалые глаза, под ними черные круги, будто меня ударили кулаком. Растрепанные волосы и одежда, как у сумасшедшей. Я было подумала, не подкраситься ли немного, но потом, как и была, спустилась в гараж. Сил, да и настроения, для этого не было.
Хэвон краем глаза посмотрела на меня, покачала головой и отвела взгляд к анамнезу. Посадив меня перед собой, она тянула время, просматривая результаты тестов. Я наблюдала за ней, и мне казалось, что у меня вот-вот разорвется сердце. Я будто ждала исполнения смертной казни. Точно не зная, чего я хочу, я просто обратила все свои мольбы к Деве Марии. Любящая Богоматерь…
Сестра сказала, что результаты оказались не такими, как она ожидала. Не потому, что она ошиблась, а потому что все оказалось намного серьезнее. Я сильно сжала руки в кулаки, потом быстро разжала их и положила на колени. Спина покрылась потом. Хэвон добавила, что она в замешательстве. Не только она, но и коллеги из университета столкнулись с подобным случаем впервые. Наверно, поэтому результаты пришли с опозданием. Сестра сказала, что они несколько раз основательно все обсудили: вдруг они что-то упустили или неверно оценили.
У Ючжина, по крайней мере, не было выявлено отклонения в физическом развитии. Его умственные способности были очень высокими, и он обладал бÓльшим самообладанием, чем дети его возраста. Его сложно было чем-либо взволновать. Странность заключалась в том, что ритм дыхания и пульс сильно падали именно тогда, когда ему надо было на чем-то сконцентрироваться. Все это не потому, что он такой послушный, тихий или терпеливый. Чтобы у Ючжина быстрее забилось сердце, ему нужно что-то особенное.
Хэвон сказала, что ей страшно, потому что она не знает, что это. Сначала они провели тесты и анализы, предполагая, что у него детское поведенческое расстройство, а оказалось совсем не так. По выводу врачей, у Ючжина была дисфункция миндалины в мозгу. Значит, в пищевой цепочке он являлся хищником.
Я, как дура, моргала глазами. Как он может быть хищником?
Хэвон безапелляционно заявила: «Ючжин опасен. Среди социопатов он находится на самом верху иерархии, он — хищник».
Хищник?.. Это бессмысленное слово объясняет прошлые шестнадцать лет?.. Этот абсурдный диагноз управлял моей жизнью?..
Голова, работавшая со вчерашнего утра с огромной скоростью, резко затормозила. Жар и холод, в которые меня попеременно бросало, неожиданно отступили. Многочисленные мысли, нахлынувшие на меня, словно наводнение, в одночасье прекратили свое течение. Я оторвал глаза от тетради. Запись продолжалась, но я больше не хотел читать. У меня было такое ощущение, будто я читал про какого-то религиозного фанатика из секты «Миссионерской церкви Дами», которая верила, что знаком конца света станет утроившееся солнце. Для него вопрос, конечно, существенный, но не имеющий ко мне никакого отношения.
Ты думаешь, что это так?
Раздался из-за спины голос мамы. Я встал и подошел к стеклянной двери на террасу. В пасмурном и темном воздухе мама качалась на качелях. Серое небо нависало прямо над навесом.
Может, тебе почитать дальше?
Я покачал головой. Неинтересно.
Тебе же любопытно, что это за события «того дня»?
Мне это было не интересно. Интересно было другое. Почему мама продолжала заботиться обо мне? Она даже пошла к тете, с которой порвала отношения, и умоляла о помощи. Если она так меня боялась, ей, наверно, было лучше надеть удавку мне на шею и заточить в подвал. Это было бы лучше для нас обоих. Ведь тогда я не стал бы убийцей, а мама осталась бы жива.
— Ючжин!
На этот раз меня позвала не мама. Голос доносился из-за двери. Я обернулся.
— Ты у себя?
Кто-то стучался ко мне в дверь.
* * *
Ручка двери повернулась. Я посмотрел на настольные часы. 1:48.
Почти как вчера утром, когда в мою дверь стучал Хэчжин. На столе открытая тетрадь, дверь в комнату не заперта. Я же был дома один, закрываться было ни к чему. Только в отличие от вчерашнего дня, я был голый, и у меня не было времени долететь до двери комнаты. Дверь уже открывалась. В дверном проеме показалась нога в полосатом носке. Следом появилось лицо хозяйка этой ноги. Рот, который запросто проглотил бы огромного питона, растянулся в дружелюбной улыбке.
