Он уже довольно долго шел в темноте, когда заметил, что эхо его шагов доносится откуда-то издалека.
Высоко над головой и футах в пятидесяти справа был маленький прямоугольник лунного света, разрезанный железной решеткой. Так же далеко внизу, слева, мерцала перламутром лунная дорожка на водной ряби. Оттуда доносился тихий плеск. Максимиллиан забрел на одну из каменных арок, перекинутых через огромную замковую цистерну. Он двинулся вниз по ступенькам (перил не было). Смутный огонек впереди превратился в клетку, где догорала коптилка, освещавшая высокую влажную стену, так что казалось, будто та покрыта слюдой.
Он добрался до осыпающегося карниза и вошел в очень узкий коридор, где горело еще несколько коптилок. Через тридцать футов неровные стены сменились тесаным камнем. И потолок нависал уже не так низко. Еще чуть дальше земляной пол исчезал под дощатым настилом.
На повороте стоял деревянный стул, такой ветхий, что черные резные перекладины едва держались в пазах, черное кожаное сиденье потрескалось по краям, и оттуда торчал картон. Впрочем, сидеть на нем было можно.
Еще немного вперед, и коридор расширился до приличных размеров. Слева на неравных расстояниях друг от друга темнели двери; справа, через равные интервалы, располагались окна.
Максимиллиан редко покидал свой кабинет, отчасти и потому, что ощущение, будто за ним следят, увеличивалось с каждым пройденным шагом. Наверняка за ним шпионит Джоуи — так Максимиллиан объяснял себе это ощущение. Увы, Джоуи не давал ни малейшего повода так думать — скрытность и склонность к слежке были не в его характере. Тем не менее Максимиллиан лелеял эту мысль как последнюю надежду.
Полоса лунного света падала на огромную картину между двумя черными занавесями. Поверхность холста почернела от грязи и толстого слоя лака. Картину обрамляла восьмидюймовой ширины полоса золоченых листьев, раковин и птиц. Макс остановился заглянуть в потемневшую умбру.
В одном углу холст отошел от подрамника. Здесь в мазке было что-то похожее на лунный отблеск: то ли световой блик, то ли повреждение, где подмалевок и лессировка отслоились от загрунтованного свинцовыми белилами полотна.
Максимиллиан посмотрел налево: там сияла хрустальная люстра, переделанная в электрическую; половина ламп в ней не горела. Он посмотрел направо, где в колене коридора стоял стул.
Наконец, глядя на холст, он откашлялся.
— Агент икс-эм-кью семь тридцать четыре вызывает куратора сектора восемьдесят шесть, участка бэ. Прием. Прием. Говорит агент… э-э… икс-эм-кью семь тридцать четыре. Вызываю куратора сектора…
— Куратор слушает. Докладывайте.
— Эксперимент проходит успешно, сэр. Реакции объекта на провоцирование параноидальных фантазий удовлетворительны.
— Хорошо.
— Он проходит предписанные стадии точно по графику.
— Прекрасно.
— Психическое напряжение сплетено с волей к жизни. Жду дальнейших указаний для перехода к завершающей фазе.
— Превосходно. Замечательно! Но скажите мне вот что, агент икс-эм-кью семь тридцать четыре, как вам самому удается это выдерживать?
— По правде говоря, шеф, мне нелегко. Смешно, но я и впрямь привязался к объекту. До известной степени, конечно…
— Увы, агент икс-эм-кью семь тридцать четыре, и мне знакомы такие переживания. Они так стараются, столько прилагают усилий, что трудно не почувствовать некоторого уважения к этим мелким говнюкам.
— Именно так, шеф. — Максимиллиан засмеялся. — Именно, именно так…
Смех из холста присоединился к его собственному, слился с ним и наконец растворился без остатка — и вот опять одинокий смех Максимиллиана звенит в пустом зале. Все, лицедействовать больше нет сил.
Он огляделся в надежде увидеть за углом мелькнувшую голову Джоуи. Но тот, ради кого выделывались все эти фокусы, так и не появился.
Максимиллиан отвернулся было от картины, но тут на миг холст перестал отсвечивать…
Окошко наверху; в тени под стеной, высоко над черной гладью воды, на узком каменном мосту сцепились в схватке две фигуры. Одна из них была голой.
Но Максимиллиан уже успел сделать шаг, и снова на холсте заиграли лунные блики. Нахмурившись, он двинулся в сторону, вперед, назад, но так и не смог найти то единственное место, откуда только что это все видел.
Наконец он повернулся и пошел к люстре.
Из-за синих портьер, закрывающих дверной проем, донеслись звуки негромкого разговора. Иногда отчетливо слышался мужской и женский смех.
Максимиллиан снова нахмурился.
Последний раз он был в этом зале почти год назад, в тот вечер, когда чувствовал себя особенно подавленным. Глупейшая мысль, он знал, что ничего хорошего из этого не выйдет, и все-таки он устроил раут.
Ушел рано, удрал в кабинет, к своим книгам, а теперь, стоя здесь, обнаружил, что не помнит, уничтожил ли все тогда перед уходом. Голоса по-прежнему звучали.
Максимиллиан посмотрел на электрифицированную люстру. Черный шнур удлинителя, который он протянул к другой люстре в зал, где проходил раут, все так же змеился по ковру и пропадал за портьерами.
Озабоченность его росла. Раут был торжественный, а на нем все тот же мешковатый вельвет. Внезапно — возможно, слишком внезапно — он отодвинул портьеру и шагнул на балкончик.
— Максимиллиан! Я же говорила, он вернется! Стив, Берт, Ронни! Макс вернулся! Я же говорила, он не бросит нас тут одних навсегда!
— Ты, как всегда, вовремя, старина! Уже почти без двадцати пяти три.
— Спускайся, выпей мартини!
— О, Карл, ну кто же так поздно пьет мартини? Налей Максу чего-нибудь покрепче! А может, три мартини, один за другим?
— Тебе уже гораздо лучше, не правда ли, старина? Ну и видок у тебя был, когда ты от нас удирал!
— О, Макс был просто не в духе, с ним такое бывает, правда, Макс, милый?
Он взялся за перила и глянул вниз.
— Мне кажется, он и теперь выглядит не очень.
— Да ему нужно просто выпить! Спускайся, Макс, давай выпьем!
Максимиллиан открыл было рот, но язык прилип к гортани. Он мучительно сочинял, что бы такое сказать — что-нибудь этакое, остроумное.
— Макс! Макс! Я так счастлива, что ты вернулся, честное слово! Ты на меня не обиделся, не правда ли? Я вовсе не то хотела сказать, я просто пошутила. А на самом деле, Макс…
— Брось, Шейла. Выбрось это из головы.
— Макс, Ронни только что рассказал мне анекдот — обхохочешься! Давай, Ронни, выдай его Максу, ну тот самый, помнишь, ты сейчас рассказывал! Тот, что про… ну ты знаешь!
— Да-да, Грейси так смеялась, что потеряла туфлю. Кстати, Грейси, ты нашла ее? Слушай, я видела, как Оливер там что-то с ней проделывал, вон там, за роялем.
