Представить себе сцену из рассказа и потом написать ее — конечно, совсем не то же самое, что увидеть сон и потом пересказать его. Но у этих двух явлений достаточно общего, чтобы предположить, что тем и другим ведают одни и те же процессы в мозгу. В обоих случаях работает воображение. В обоих случаях человек реагирует на продукт воображения с помощью слов. В обоих случаях слова, которые человек принимает (или отвергает), могут вернуться в прошлое и воздействовать на воображение напрямую, и это, в свою очередь, влияет на последующие слова, которые используются для продолжения рассказа. Однако, если речь идет о создании литературного произведения, весь процесс сомнений (даже когда он подвергает сомнению себя самого) позволяет нам дисциплинировать свое воображение, дисциплинируя слова, — и это бесконечная череда сомнений, отказов, избегания, недеяния.
В этот сборник вошли рассказы в жанре научной фантастики, а также просто игры фантазий, и во всех них я… ну, пытался избежать громоздкости, поверхностности и штампов. Те места, где мне это, вопреки намерениям, не удалось, могут послужить кому-нибудь уроком (заявление скромное, но откровенное).
Простая способность писать, явный талант и литературный гений — все эти точки лежат на одной линии, причем точка гениальности располагается очень далеко и увидеть ее трудно. Готхольд Эфраим Лессинг в своем замечательном сочинении «Лаокоон» предупреждает поэтов и скульпторов, что эстетический эффект от намека гораздо сильней эффекта от прямого высказывания. Один аспект гениальности Лессинг описывает очень живо, говоря, что гений — это способность поставить талант на службу идее. (Известный эпизод: в 1766 году двадцатидвухлетний Иоганн фон Гердер прочитал книгу Лессинга от корки до корки после обеда, а затем еще раз вечером — все в тот же день, когда она поступила в его кёнигсбергскую книжную лавку.) Сегодня, когда мы видим себя или кто-то другой видит нас — как правило, эти две точки зрения никогда не совпадают — на этом нелегком маршруте, заявление вроде того, что я сделал в предыдущем абзаце, — максимальная степень откровенности, на которую может отважиться писатель, иначе отвлекающие маневры станут столь тяжелы, что литературное произведение не вынесет их.
Нью-Йорк
Сентябрь 1980 г.
