Тййи широко повела рукой:
— Всё. Семья знатная, добрая.
— Вы знаете этого конкретного капитана фон Рэя? — спросил Кейтин.
Тййи пожала плечами.
— А что с иллирием? — спросил Мыш. — Что вы о нем знаете?
Себастьян присел на корточки в окружении зверушек. С него посыпались крылья. Мохнатая рука ласково гладила голову за головой.
— У Федерации Плеяд нет вообще. У системы Дракона нет вообще тоже. — Он нахмурился.
— Фон Рэй — пират, иные скажут, — вступила Тййи.
Себастьян резко поднял голову:
— Фон Рэи — семья знатная и добрая! Фон Рэй — хороший! Вот с ним почему летим мы.
Тййи, мягче, голос утихает за нежным фасадом лица:
— Фон Рэи — семья хорошая.
Мыш увидел приближающегося по мосту Линкея. И, через десять секунд, Идаса.
— Вы двое из Внешних Колоний?..
Близнецы остановились, плечо чуть трогает плечо. Розовые глаза моргают чаще карих.
— Из Аргоса, — сказал бледный близнец.
— Аргоса на Табмене Б-двенадцать, — уточнил темный.
— Колонии Внешние Как Ничто, — внес коррективы Кейтин.
— Что вы знаете об иллирии?
Идас облокотился об ограду, развернулся, насупился, потом подпрыгнул и уселся.
— Иллирии? — Расставил колени, уронил между ними заузленные руки. — У нас во Внешних Колониях иллирий есть.
Линкей повернулся и тоже скакнул на ограду.
— Товия, — сказал он. — У нас есть брат, Товия. — Линкей подвинулся ближе к темному Идасу. — У нас во Внешних Колониях есть брат именем Товия. — Он прижал запястье к запястью, и пальцы раскрылись, будто лепестки мозолистой лилии.
— Миры во Внешних Колониях, — сказал Идас. — Бальтюс — со льдом, грязевыми озерами и иллирием. Кассандра — со стеклянными пустынями, огромными, как земные океаны, джунглями с бессчетными растениями, все синие, с пенящимися реками галения и иллирием. Салинус — весь расчесанный каньонами и пещерами в милю вышиной, с континентом смертельно алого мха, морями с высоченными городами, что возведены на приливном кварце океанского дна, и иллирием…
— …Внешние Колонии — миры со звездами куда моложе звезд здесь, в Драконе, во много раз моложе Плеяд, — вмешался Линкей.
— Товия работает в… иллириевой шахте на Табмене, — сказал Идас.
Голоса посуровели. Они глядели вниз или скакали взглядом по лицам друг друга. Когда черные руки сжимались, белые разжимались.
— Идас, Линкей и Товия, мы росли на сухих экваториальных скалах Табмена близ Аргоса, под тремя солнцами и красной луной…
— …и в Аргосе тоже был иллирий. Мы были ярыми. Нас звали ярыми. Две черные жемчужины и одна белая, мы кутили и бузили на улицах Аргоса…
— …Товия, он был черен, как Идас. Я один в городе был белым…
— …но такой же ярый, как Товия, хотя и белый. И сказали, что ярые мы, однажды ночью, чокнувшись от блажи…
— …золотая пудра, оседает в расщелинах, если вдохнуть, глаза мерцают непонятными цветами, и новые гармонии вверчиваются в ушную полость, и ум расширяется…
— …от блажи мы сделали чучело градоначальника Аргоса, и снабдили его заводным летающим механизмом, и пустили летать над городской площадью, и оно выкрикивало сатирические стихи о лучших людях города…
— …и за это нас изгнали из Аргоса в табменскую глушь…
— …а выжить за стеной можно только одним способом — надо нырнуть в море и отработать дни позора в подводных иллириевых шахтах…
— …и вот мы трое, в жизни не блажившие иначе, чем смехом и бучей, ни над кем не глумясь…
— …мы были невиновны…
— …мы пошли в шахты. И в масках и водолазных костюмах вкалывали в подводных аргосских шахтах целый год…
— …год на Аргосе на три месяца длиннее года на Земле, шесть времен года вместо четырех…
— …и в начале нашей второй осени цвета ряски мы готовы были уйти. Но Товия остался. Его руки приноровились к ритмам приливов, и бремя руды грело его ладони…
— …так мы оставили брата в иллириевых шахтах, и полетели к звездам, и боялись…
— …понимаете, мы боялись, что, раз брат наш Товия нашел то, что нас с ним разделило, один из нас тоже может найти то, что разделит двоих оставшихся…
— …ибо мы думали, что нас троих не разделит ничто и никогда. — Идас взглянул на Мыша. — И никакой нам блажи.
Линкей моргнул.
— Вот что такое для нас иллирий.
— Парафразирую, — сказал Кейтин с другого края дорожки. — Во Внешних Колониях, а на сегодня это сорок два мира и около семи миллиардов жителей, почти все население рано или поздно сталкивается с непосредственной добычей иллирия. И предполагаю, приблизительно каждый третий работает с каким-то аспектом его обогащения и производства всю свою жизнь.
— Такова статистика, — сказал Идас, — для Колоний Внешних Как Ничто.
Встрепенулись черные крылья; Себастьян встал и взял Тййи за руку.
Мыш почесал затылок:
— Ясно. Плюнем в эту реку, и пойдемте уже на корабль.
Близнецы спустились с ограды. Мыш перегнулся через нее над горячим ущельем и сморщил губы.
— Что ты делаешь?
— Плюю в Пеклотри. Цыгану надо трижды плюнуть в реку, когда ее переходит, — пояснил Мыш Кейтину. — Или будет плохо.
— Мы живем, вообще-то, в тридцать втором веке. Что «будет плохо»?
Мыш пожал плечами.
— Вот я никогда не плюю в реки.
— Может, это только для цыган.
— Думаю я, мысль типа отличная эта, — сказала Тййи и перегнулась через ограду рядом с Мышом.
Позади замаячил Себастьян. Над ними черный зверь, попавшись в горячий восходящий поток, исчез, отброшенный, во тьме.
— Там это что? — Тййи, вдруг помрачнев, ткнула пальцем.
— Где? — скосился Мыш.
Она показала на стену каньона.
— Эй! — сказал Кейтин. — Слепец!
— Тот, что попортил тебе мелодию!..
Линкей встрял между ними:
— Этот человек болен…
В мерцающем наваждении Дан ковылял по уступам к лаве.
— Он же сгорит! — присоединился Кейтин.
— Но он не чувствует жара! — воскликнул Мыш. — У него же все чувства мертвы! Он не видит… может, он вообще не понимает!
Идас, потом Линкей оторвались от ограды и рванули по мосту.
— Быстрее! — заорал Мыш, кинувшись следом.
Себастьян и Тййи бежали за ним, Кейтин — в арьергарде.
