Так продолжается уже пятнадцать лет. За это время моя жизнь разлетелась на куски и я оказался прикован к берегу. Жоан же выдал замуж пять сестер, женился сам и обзавелся двумя детьми. (О, какие изумительные бразильские блюда готовила Амалия — косы закинуты на спину, смуглые груди трясутся от смеха — для воскресного ужина, плавно переходящего в понедельничный завтрак.) Я был с ними в вертолете скорой помощи, летящем в столицу. В больничном приемном покое я стоял рядом с Жоаном — он оборванец с рыбьей чешуей в волосах, я просто оборванец, — и обнимал его, плачущего, и объяснял ему, как это врачи могут за неделю превратить ребенка в амфибию, способную подолгу жить под водой и на воздухе, но бессильны перед определенными видами рака, особенно если при этом почки перестают работать. Мы с Жоаном вернулись в деревню вдвоем, автобусом, за трое суток до нашего дня рождения. Мне исполнилось двадцать три года, а Жоану — двадцать три года и семь часов.
— Сегодня утром, — сказал Жоан (челнок плясал в сетях, таща за собой оранжевую нить), — я получил письмо, и ты должен мне его прочитать. Это насчет детей. Пойдем выпьем.
Челнок замер, два раза дал задний ход, и Жоан прочно закрепил узел. Мы пошли по порту в сторону деревенской площади.
— Как ты думаешь, там написано, что их приняли?
— Если это от корпорации «Акватика», то для отказа они обычно посылают открытку. Вопрос в том, что́ ты сам об этом думаешь.
— Ты хороший человек. Если они вырастут такими, как ты, я буду доволен.
— Но ты все-таки беспокоишься.
Я уговаривал Жоана отдать детей в международную корпорацию «Акватика» чуть ли не с тех самых пор, как стал их крестным отцом. Если их примут, все годы учебы они будут жить вдали от родной деревни, а потом их могут послать на работу в любой океан мира. Но Жоану и его пяти сестрам нелегко поднимать двоих детей без матери. А в корпорации они получат образование, увидят мир, у них будет интересная работа — в целом неплохая жизнь. Они не будут к тридцати годам выглядеть на шестьдесят. А моя судьба — скорее исключение.
— Жизни без беспокойства не бывает. Но эта работа опасная. Ты знаешь, что кое-кто собирается проложить кабель по дну Шрама?
Я нахмурился:
— Опять?
— Да. Ведь ты как раз это пытался сделать, когда море порвало тебя на куски и сожгло обрывки?
— Не обязательно все расписывать в таких подробностях. Так кто теперь лезет тигру в пасть?
— Некий Торк. В порту говорят, что он храбрый.
— А за каким чертом понадобился кабель именно там? До сих пор без этого как-то обходились.
— Из-за рыбы, — объяснил Жоан. — Ты мне сам рассказывал пятнадцать лет назад…
— Шестнадцать, — поправил я. — Наш с тобой день рождения уже три месяца как прошел.
Жоан продолжал, будто не слыша:
— Рыба все еще водится в океане, и мы, рыбаки, которые не могут жить под водой, все еще здесь. Если мои дети решатся на операцию, то рыбаков станет меньше. Но сегодня… — Он пожал плечами. — Кабель приходится прокладывать либо поперек рыболовных маршрутов, либо внизу, по дну Шрама.
Жоан покачал головой.
Они очень странные, эти огромные энергетические кабели, которые корпорация «Акватика» прокладывает по океанскому дну, чтобы питать подводные шахты и фермы, нефтяные скважины — сколько раз я глушил пожары на этих скважинах! — китовые пастбища и опреснительные установки. По кабелям идет ток с частотой 260 герц. На отдельных участках океанского дна и там, где вода содержит определенные минералы, вокруг кабеля индуцируются наведенные токи, которые иногда — тот, кто объяснит, почему не всегда, наверняка получит Нобелевскую премию — прогоняют всю рыбу в радиусе двадцати пяти — тридцати миль. Единственное средство этого избежать — класть кабель на глубине, в подводных впадинах, врезающихся в океанское дно.
— Этот Торк думает о рыбаках. Он еще и хороший человек.
Я поднял брови — во всяком случае, ту единственную, что у меня осталась, — и попытался припомнить, что говорила о Торке маленькая ундина сегодня утром. Я почти ничего не запомнил.
— Ну что ж, удачи ему, — сказал я.
— И каково тебе оттого, что он собирается лезть в коралловые челюсти Шрама?
Я поразмыслил с минуту.
— Наверно, я его ненавижу.
Жоан поднял голову.
— Он — словно образ в зеркале: глядя на него, я поневоле вспоминаю, каким сам был когда-то. Я завидую, что у него есть шанс — преуспеть там, где не преуспел я. Видишь, я тоже умею выражаться высоким стилем. Надеюсь, у него все получится.
Жоан пожал плечами — сложный жест, типичный для обитателей бразильского побережья (когда-то я тоже так умел) и означающий: «Не знаю, как мы до такого докатились, но раз все-таки докатились, уже ничего не поделаешь».
— Это зеркало — море, — сказал я.
— Да. — Жоан кивнул.
У нас за спиной зашлепали сандалии по бетону. Я повернулся как раз вовремя, чтобы подхватить свою крестницу здоровой рукой. Крестник уцепился за мою больную руку и раскачивался на ней.
— Тио
[21] Кэл!
— Эй, Тио Кэл, что ты нам принес?
— Клара, ты его сейчас опрокинешь! — рассердился Жоан. — Фернандо, отпусти его!
Дети, благослови их небо, не обратили внимания на слова отца.
— Что ты нам принес?
— Тио Кэл, что ты принес?
— Если отпустите, я вам покажу.
И они отступили — темноглазые, дрожащие от восторга. Я видел, как смотрит на них Жоан: карие радужки на фоне белков цвета слоновой кости, в левом глазу лопнул сосудик кровавым зигзагом. Жоан любит своих детей, а они скоро станут ему такими же чужими, как рыба, которую он загоняет в сети. И еще он смотрел на уродливую тварь, то есть на меня, и гадал, что станется с его собственным потомством. И еще наблюдал, как вертится Земля, как она стареет под тиканье волн, отражаясь в зеркале океана.
Демографический взрыв, зарождающиеся колонии на Луне и Марсе, освоение морского дна — я не знал, что обо всем этом думают обитатели прибрежного рыбацкого городка. Прогресс разрывает самую ткань их жизни. Но я ближе к ним, чем многие другие, и умею понимать, когда чего-то не понимаю.
Я порылся в кармане и достал млечный осколок, найденный на пляже:
— Вот. Нравится?
И они склонились над моей ладонью — с перепонками меж пальцев, как у инопланетянина.
Супермаркет располагался в самом большом здании городка. Жоан накупил кучу готовых смесей для кекса. «Влажная, нежная мякоть, — шептала коробка, стоило взять ее в руки, — с дивным ароматом упоительней шоколада!»
Я как раз прочитал в американском журнале, дошедшем до нас на прошлой неделе, статью о новых упаковках со звуком. Так что я был морально готов и, чтобы избежать искушений, остался во фруктово-овощном ряду. Потом мы пошли к Жоану. Оказалось, насчет письма я догадался правильно. Назавтра детям нужно было ехать на автобусе в столицу. Мои крестники вступали на путь, который превратит их в рыб.
