– Эй! Ау. – Эйлин защелкала пальцами у самого моего носа. – Ты здесь? Ты чего замолчал?
Я несколько раз моргнул и выдавил из себя улыбку. Дежурную улыбку продавца-консультанта в магазине одежды.
– Да, конечно. Просто задумался.
– Я не уверена, что поняла тебя. То, что ты только что говорил, звучало очень странно и… страшно. Попробуй объяснить нормальным языком.
– Неважно. Бредовые мысли вслух.
Эйлин серьезно посмотрела на меня.
– Еще как важно. Мы делимся друг с другом любыми соображениями насчет твоего прошлого, не забыл?
Я снова улыбнулся; я готов был улыбаться хоть весь день, лишь бы Эйлин перестала допытывать меня.
– Разумеется, я помню. И поверь, только так и поступаю. Но сейчас мне действительно нечего сказать. Вернее, нечего добавить к тому, что только что говорил. – С шумом выдохнув, я положил здоровую ладонь на ладонь Эйлин. – Я просто вымотался за сегодняшнее утро. Эти пустопорожние опознания, они, знаешь, изводят посильнее недельной бессонницы.
– Подбросить тебя до дома?
Компания Эйлин – одна из самых приятных вещей в моей не самой обычной жизни, но сейчас мне хотелось услышать именно эти четыре слова.
– Да, пожалуй, – сказал я, вставая из-за столика.
В этот день я все же напился. В честь своего дня рождения. Я уже собирался лечь спать (хоть сна и не было ни в одном глазу), как в дверь постучали, и через минуту в крохотной гостиной миссис Уэлч стояли Бак и Эйлин. В руках Бак держал упаковку «Миллера» (видимо, для меня) и пару упаковок «Бада» (вероятно, для себя). Бутылка красного вина и два огромных квадрата пиццы из «Пиццы Джо» были у Эйлин. Я заметил, что обычно заваленный всяким хламом стол в гостиной сейчас стоял почти пустым. Миссис Уэлч заблаговременно убрала с него все лишнее, оставив только пожелтевший пластмассовый кубок, полученный ее сыном за второе место в школьной олимпиаде по химии. Сколько я себя помнил (громкий оборот речи в моем случае), он всегда стоял на столе в гостиной, а не на полке или на каком-нибудь почетном месте в шкафу, где, мне казалось, и должны стоять подобные вещи. Как-то я спросил ее об этом. Она ответила, что хочет, чтобы кубок всегда находился у нее на виду, а для этого стол в гостиной подходил лучше всего.
– С юбилеем тебя, старина! – сказал Бак и со звоном поставил упаковки пива на стол.
Эйлин последовала его примеру.
– С днем рождения, – сказала она, поцеловав меня в щеку.
Я недоуменно посмотрел на миссис Уэлч, и та улыбнулась. Ну разумеется. Она знала. Она с ними заодно. Поэтому заранее освободила стол.
– Это заговор, – говорю я.
Бак улыбнулся.
– Если ты называешь заговором сюрприз в день рождения друга, то да, это он, и мы все виновны.
– Юбилей? И сколько мне?
– Сорок, – ответила Эйлин, – но лично я настаивала на тридцати восьми. Ты не выглядишь на сорок.
– Правильно. Я выгляжу на шестьдесят.
Бак откупорил «Миллер», хрустнул кольцом-открывашкой на банке «Бада», и мы выпили.
– До нападения, – сказал он, – ты выглядел на тридцать семь, после нападения ты выглядишь на сорок с небольшим. Мы усреднили и взяли сорок. Тем более юбилей – событие более значимое.
– Возраст акме, – сказал я.
– Какой-какой? – переспросила миссис Уэлч. Она вместе с Эйлин раскладывала еще горячую пиццу по тарелкам.
– Акме. Так древние греки называли возраст мужчин, переваливший за сорок. Если, конечно, я все это не придумал.
– Может быть, ты был историком? – спросил Бак, принимая тарелку у Эйлин.
– Самка жука-геркулеса не имеет рогов. Может быть, я был энтомологом?
– Засунь-ка свой острый язычок куда поглубже, – улыбнулся Бак. – Если хочешь знать, я думаю, что именно в этом направлении нам и стоит двигаться. Я без всяких лабораторных анализов могу отличить хороший цемент от дерьма. И чем я занимаюсь? Что написано на моих визитках, Борис? Правильно. Там написано «Бак Чемберс. Шпаклевка, фрейм, покраска, плитка, молдинги и многое другое. Качественно и точно в срок». Как правило, человек лучше всего разбирается в том, чем зарабатывал на жизнь. А ты частенько выдаешь какие-нибудь заковыристые словечки. Так что, может быть, ты и правда был учителем истории или еще кем в этом роде.
– Может, ты и прав, – сказал я. – Или я мог всю жизнь проработать охранником на парковке торгового центра и разгадать за это время не одну тысячу кроссвордов.
– А когда тебе за шестьдесят, как называется твой возраст? – вмешалась миссис Уэлч.
– Вы все как хотите, а я пью за твое тридцативосьмилетие. – Эйлин подняла бокал с вином и, подмигнув мне, сделала глоток.
– С юбилеем. – Бак дотронулся краем алюминиевой банки до горлышка моего «Миллера», который я поставил на стол, чтобы взять пиццу. Обходиться одной рукой – не самое легкое дело на свете.
– Ну уж нет, – сказал я, – я пью с Эйлин. Ее вариант мне нравится больше.
Сделав пару глотков ледяного пива, я откинулся на спинку стула и посмотрел на друзей, разбирающихся с пиццей. Они придумали этот ход с днем рождения, потому что хотели поднять мне настроение после очередного провала с опознанием. Но они не знали: как раз это волновало меня не так сильно, как ожидалось. Сны – вот что тревожило по-настоящему. Просыпаясь после кошмара, я долго не мог избавиться от липкого ощущения отвращения к самому себе. Мне казалось, будто в моем прошлом не просто случилась какая-то трагедия, мне казалось, я – причина этой трагедии. Мы условились делиться друг с другом всеми соображениями, если это может помочь мне вспомнить. И я так делал, ничего не скрывал. Но сейчас не спешил. Боже, да я толком и не понимал, что именно меня тревожило. В моем положении это неудивительно. Человека, лишенного воспоминаний, утратившего самого себя, каждую секунду рвут на части тысячи сомнений, беспокойств, тревог. В таком коктейле сложно отыскать первопричину переживаний. Но пытаться необходимо.
Оживленный пьяный разговор друзей вернул меня в их компанию.
– Да где угодно! Посмотрите любой детективный сериал, – говорила миссис Уэлч, – там частенько находят владельца оружия по пуле.
– Это кино, – сказала Эйлин, – не будьте такой наивной, миссис Уэлч.
Миссис Уэлч упрямо поджала губы.
– Ну не знаю, просто в Нью-Йоркском департаменте полиции работают одни дармоеды, вот что я думаю.
– Вообще-то, – вмешался в разговор Бак, – она права, Эйлин. Теоретически, выпущенная из ствола пуля может сказать многое. В том числе и имя владельца оружия.
– Да? – Эйлин обернулась на брата и вскинула бровь. – И какого черта тогда? Почему этот ублюдок до сих пор не на моем разделочном столе?
– Потому что, сестренка, это только теоретически.
