Доктор Шарп откинулся в кресле и наконец посмотрел на часы.
– Я говорю «ваш мозг», будто это нечто отдельное от вас, – сказал он, собирая ручки со стола и убирая их в настольный органайзер, – но ваш мозг – это и есть вы. И вы не можете режиссировать сны, перегружая их символикой и кодируя образы сложными метафорами. По причине того, что вам их в вашем состоянии невозможно хоть как-то интерпретировать. Детям показывают мультфильмы с прямым, понятным им смыслом. Вы хотите вспомнить. Вы хотите этого даже во сне. И ваше сознание делает все возможное. Я полагаю, ваши сны – это своего рода реминисценция: частичное воспоминание, его отголосок.
Мы встали из-за стола, доктор Шарп учтиво открыл входную дверь кабинета.
– Спасибо, – сказал я, выходя в коридор.
Я чувствовал себя паршиво. Если все, что говорил Шарп, в действительности было так, значит, девочка из моего сна реальна. В лучшем случае она всего лишь аллюзия на какие-то события моего прошлого, но так или иначе она его часть.
Перед тем как закрыть дверь кабинета, доктор Шарп сказал:
– Отдельные фрагменты сна могут являть собой отражение какой-то отвергаемой нами части нашей личности. Когда вам вновь приснится этот сон – а он вам приснится, – постарайтесь взглянуть на него под иным углом. Примерьте на себя роль каждого персонажа. До свидания.
Я кивнул и зашагал по коридору в сторону лифта. Ступени – мои враги.
* * *
Почти все мои сбережения ушли на оплату частных детективов. Мне пришлось нанять их целую армию, Эндрю, потому что ты переезжал из штата в штат. На границах компетенция одних заканчивалась и вступала в силу компетенция других. Они передавали накопленную информацию друг другу, забирали гонорар и умывали руки. А ты все никак не мог нигде остановиться надолго. Могу сказать тебе по своему опыту: в Лос-Анджелесе никудышные детективы. Даже те из них, кто умудрился получить лицензию класса С, – полные кретины. Они не способны найти даже Эйфелеву башню, отправь их в Париж. Могу назвать и лучших. Освин Перри и Брайан Карс из денверского филиала «Ищейки». Именно эти двое сумели выйти на тебя в две тысячи четвертом. К тому времени я стал в узком мире частного сыска своего рода легендой. В каждом задрипанном городишке обо мне слышал даже самый никчемный детектив, кое-как получивший лицензию и кормящийся за счет того, что следил за неверными женами и мужьями.
А я продолжал платить им. Всем. Любому.
В конечном итоге я продал дом и выставил за твою поимку награду. Наверно, самую крупную за всю историю частного сыска. Настоящий Дикий Запад.
Спустя десять лет я знал, что ты отрастил бороду, работал в Питтсбурге мойщиком посуды в кафе «Аполло», разносчиком газет в Вашингтоне, охранником на парковке в районе Вест-Конвей в Балтиморе. Но все это я узнавал постфактум. Даже нельзя сказать, что я шел по пятам. Я отставал от тебя на несколько лет. Твои переезды были хаотичны, в них отсутствовала закономерность. Но я не жалел ни сбережений, ни времени. Постепенно разрыв сокращался…
Ты знаешь, кое-кто из детективов даже отказывался брать с меня деньги, хе-хе. Из жалости. Они видели во мне безумца, второе десятилетие разыскивающего призрака. Но самое забавное в том, что ты не Джеймс Бонд. Ты не прятался от нас, не заметал следы, ничего. Ты даже не знал, что тебя разыскивает добрая половина всех детективных агентств Америки. Ты просто бежал вперед, прочь от своего прошлого, от воспоминаний. И ведь тебе удалось, сукин ты сын, с моей помощью тебе удалось это! Но нет! Ты приперся сюда, чтобы обрести их вновь, несчастный идиот.
Тебя гнала вперед боль. Ты не оставлял никаких зацепок, потому что был никем. Без друзей. Без любовниц. Без банковских счетов; кредитов; недвижимости; без увлечений, привязанностей, страстей.
Я искал бродягу в многомиллионной стране. Иголку в стоге сена. Тень в темной комнате.
Круг сузился до крупных городов, черной работы и дешевых ночлежек. Вот где мы искали в первую очередь, как только удавалось ухватить нить.
Незаметно и безболезненно наступила эра смартфонов. В наших руках появились новые возможности. Любой подросток в большей части стран мог справиться с работой копа. Люди перекочевали в виртуальное пространство. Поиск человека – вопрос десяти минут перед экраном карманной вселенной. Но ты, Эндрю, не думаю, что у тебя имелся даже самый обыкновенный мобильник. Ты не существовал. Впрочем, как и я. Мы оба были тенями. Мы ими и остались. Жрущая и срущая оболочка в поиске другой такой же выгоревшей оболочки, вот кто мы есть.
Ты все время ускользал от меня. И летом две тысячи четырнадцатого, спустя пятнадцать лет после убийства моей дочери, ты исчез окончательно.
* * *
«Это плохо закончится. Не может закончиться иначе. Когда пистолет находится у такого неуравновешенного психа, это не обернется счастливым концом».
Я посмотрел на Бака и понял, что он думает точно так же.
– Послушай, приятель, – Бак примирительно выставил ладони вперед, будто хотел дать ему двойное «пять», – опусти ствол, и мы спокойно обо всем поговорим.
– Заткнись. – Стэнли нервно облизнул губы и быстрым движением стер пот со лба. – Конечно, мы поговорим. Но сначала заткнись, понял? Мне нужно подумать. Блин, дерьмо! – Он запустил пятерню в кудри на голове. – Дерьмо. Полблока «Пэлл Мэлла» и две упаковки пива… Полблока…
Он привез нас в какую-то квартиру с одной комнатой, посреди которой валялся рваный посеревший от грязи матрас вместо кровати. Усадил на него. А сам уже минут десять ходил от стены до стены, спотыкаясь о мусор на полу: повсюду валялись пустые банки газировки и использованные шприцы. Воздух отдавал кислятиной насмерть прокуренного помещения.
– Ты не хочешь никого убивать, – увещевал Бак.
Стэнли чуть не взвыл.
– Да заткнись ты, бога ради, заткнись! Просто сидите молча, неужели это так сложно, вашу мать?
Весь ужас в том, что как раз это он и собирался сделать. Убить. По всему выходило, что эта конура – его дом. Я сомневался, что у такого типа есть специальное место для подобных случаев. Он привез нас в свой дом, а это говорит только об одном: черта с два он нас отпустит живыми.
Даже не это.
Он собирался закончить то, что не смог сделать шесть с половиной месяцев назад.
– Пять пачек «Пэлл Мэлла» и две упаковки пива, и такое дерьмо! – Стэнли направил на меня пистолет и плаксиво прошипел: – Ну какого черта ты не сдох?!
Потом он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
– Ладно. Значит, так. Сидите молча. Ничего не говорите. Не спрашивайте. Просто. Сидите. Молча. Ясно?
Мы кивнули.
– Мне нужно собраться с мыслями. Нужно подумать.
Стэнли опустился на стул, закрыв собой выход из комнаты, и стал неразборчиво что-то бормотать. Глаза его лихорадочно бегали по сторонам. Он что-то обдумывал.
