— За девку хорошего рода прилично поднять можно, если знать, кому предложить, — человек осклабился. Зубы у него были желтыми, кривыми и некоторых нехватало.
Наверное, надо было бы испугаться и, может, заплакать, но почему-то не выходило.
— Но ничего… папанька твой за тебя, глядишь, тоже грошика не пожалеет. Не пожалеет, как ты думаешь?
— Не пожалеет, — Лилечка точно знала.
А еще поняла вдруг, что этот странный человек её живой не оставит. Нет, пообещает-то папеньке, само собою… может, потому и не убивает сейчас, что ему с папенькою беседовать. А тот клятву стребует… и он поклянется.
Но потом…
— Поглядим, — человек повернулся спиной и буркнул: — Не отставай…
Сразу захотелось отстать, но он, верно, тоже что-то этакое почуял, а потому руки Лилечкины стянул кожаный ремешок, за который её и дернули.
Идти пришлось…
Пришлось.
По болоту ходить тяжко. Ноги проваливаются. Ботиночки промокли. И само болото знай, норовит прихватить влажными губами, будто пробуя Лилечку, примеряясь, как бы её полегче заглотить.
Когти Фиалки впились в кожу.
И Лилечка вздохнула. Бояться нельзя… потом будет, дома уже. Дома под одеялом бояться как-то приятнее, что ли. А теперь идти надобно. И человек-то спешит, а ей вовсе бежать приходится. Она даже упала, но поднялась. И снова упала.
А человек не спешил помогать.
Останавливался, глядел этак, с насмешечкою…
— В твои-то годы я это болото вдоль и поперек исходил, — сказал он как-то, сплюнувши сквозь выбитый зуб.
Наверное, стоило бы ответить, что приличные девицы по болотам не хаживают или еще что, но Лилечка промолчала. Поджала губы и поднялась.
— Если надеешься, что маги найдут, то брось. Не найдут. Тут болото на версты кругом, — человеку было скучно или тоже тишина, звоном гнуса разгоняемая, утомила. А потому заговорил он, хоть Лилечка ничего-то и не спрашивала. — А на болотах сила бесполезна. Только приманит всякую пакость, да… так что придется твоему папеньке договариваться… тогда-то и посмотрим, кто правый был, а кто…
…она думала, что не дойдет, но все-таки дошла.
До земли.
Сперва эта земля показалась Лилечке ничем-то не отличной от кочек, сухая, поросшая мхом и редкою травой, что через мох пробивалась. И в перинах этих старых почти невиден был низенький домик с зеленою крышей. Разве что дымок над ним подымался реденький.
— Тлеет еще, — с удовлетворением произнес человек и, вновь на Лилечку глянувши, веревку все ж распутал. — Иди он, сядь куда. И постарайся на глаза не попадаться…
Хотелось есть.
Пить.
И еще одно дело сделать, но для него отхожего места поблизости не наблюдалось.
— А вздумаешь сбежать, то и сгинешь, как не бывало, — крикнул человек и рассмеялся, зло так, будто бы нравилось ему Лилечку пугать.
А кустики она нашла.
Реденькие, но… какие были. И справивши дело свое — расстегайчики приходилось запивать дюже полезным клюквенным взваром, — Лилечка тихо сказала:
— Вот дурак.
— Мяу, — также тихо ответила Фиалка, соглашаясь.
И от Лилечки отцепилась, чтобы спрятаться во мхах. Желто-белые, рябые, изрытые яминами, они как-то взяли и укрыли Фиалку. И, наверное, это было хорошо.
— Эй ты там, — крикнул человек. — Есть хочешь?
— Хочу, — Лилечка решила не упрямиться, потому как в животе заурчало, и совсем недавние, казалось бы, расстегайчики вовсе исчезли.
— Тогда иди сюда. Заодно согреешься. Если переодеться хочешь, там он возьми…
В хижине одежды было много, сваленая прямо на полу, большею частью та была грязна. И грязь… Лилечка только взяла в руки душегрею в каких-то темных пятнах, как тотчас отбросила её прочь.
Нельзя это брать!
Никак нельзя!
Она… лучше в своем, пусть и мокром.
Разбойник ничего не сказал, но сунул Лилечке миску, доверху наполненную кулешом. И ложку дал. Деревянную, большую, с такой как управиться. Но Лилечка управилась. Ела она старательно, потому как мало ли, вдруг да не даст более, и ложку облизала.
Вздохнула.
— Иди вон, поспи, — велели ей. — И с острова не высовывайся… или высовывайся. Попробуй. Глядишь да получится…
В наползающих сумерках глаза человека блеснули белым.
Может, сумасшедший? Помнится, нянюшка что-то такоге говорила, про людей, которые воду на полную луну из пруда ли, открытого ли колодца пьют, а через ту воду, лунным светом наполненную, разум теряют.
— Иди, — её подтолкнули в спину. И когда Лилечка вошла в хижину, то и заперли. — Посмотрим, на что твой папенька согласится…
[1] Сажень – 213 см, что до сабельника, то это болотное растение действительно зимует под водой, причем, опускается на дно озер, которое не промерзает. А потому, где сабельник, там и глубокая топь.
Глава 41 О случайных встречах, новых друзьях и проклятиях
…уровень смертности у нас такой же, как и везде: один человек — одна смерть
Из доклада князя Серпухова, главного советника по делам жизни, Государю-Батюшке.
Гурцеев не сдержался.
Выругался.
И возможно, выражения его были далеко не столь изящны, как подобает человеку высокого положения, однако в общем и целом они вполне соответствовали испытываемым Мишанькою эмоциям.
Опоздал!
А ведь летел, думал, успеет перехватить в Новом городе, который, если и был новым, то лет этак с триста тому, если не все четыреста. Ныне-то городишко разросся, оседлал окрестные холмы, обзавелся, что домами каменными, что улочками мощеными, что храмами белоснежными. И пристанью вновь же, близ которой Гурцеев и обнаружил известный экипаж.
Экипаж-то обнаружил.
А жену нет.
— Так… вчерась еще отправились, — сказано ему было, и человек, получивший за информацию рубль, бородишку огладил. — Втроймя и сели. Корабль-то хороший, знатный, да и озеро ныне спокойное. Так что дойдут, не переживайте.
В том, что ведьмы доберутся, куда им надобно, Гурцеев точно не сомневался.
Но вот…
Если бы еще тут перехватил… он бы поговорил с Аглаей. Настоял бы. Потребовал бы в конце-то концов! Жена должна мужа слушаться. И это… как его… убояться.
А она не убоялась и уплыла.
Впереди, сколь хватало взгляда, расстилались серо-зеленые воды озера, которые где-то там, далеко, сливались с небесною синью, то ли питаясь от неё, то ли, наоборот, её питая.
— Вот ведь… — он добавил пару слов покрепче.
