— Выживет.
— Хорошо, — Стася выдохнула с немалым облегчением. — А… а маг? Он целитель и…
— Тоже выживет. С магией, конечно, не понятно. Все ж проклятье было крепким. Мертвая сила…
— Но выживет, — клещи в груди разжимались, и дышать стало легче. — Тогда… не знаю. Я не хочу в дом. Не могу… будто… вдруг все чужим стало! Эти люди… Их так много и хочется спрятаться. Выгонять как-то не вежливо, а терпеть сил нет. Чушь говорю, да?
Евдоким Афанасьевич голову склонил.
— И главное… мне, наверное, туда… — Стася указала на темнеющий сад. — Понятия не имею, зачем… сила спит. Видите?
Она подняла руку, которая была обыкновенною. Ни света, ни искр, ни иных проявлений необычного. Ладонь как ладонь. С царапиной. И ногти отросли, а под ними темная кайма появилась, хотя вроде бы Стася за чистотой следила.
— Сила не в руке, — усмехнулся Евдоким Афанасьевич. — Сила в тебе, девонька. Просто пока ты в нее не веришь. Но если кличет, то иди…
— Одна?
Все-таки здравый смысл подсказывал, что идти ночью в лес одной, в лес, где скрываются остатки банды, — затея не самая разумная.
— А это уж как тебе хочется. Только… вы, ведьмы, или себя слушаете, или…
— Или?
— Сила, она как огонь, гореть горит, но и погаснуть способна, — Евдоким Афанасьевич вовсе побледнел. — Сама решай, девонька… всегда решай сама…
И исчез, оставив Стасю наедине с садом, закатом и собственными дурными мыслями, в которых не понять, что было интуицией, а что — обыкновенною бабской блажью.
Правда, разобраться она не успела.
— Мряя, — раздалось откуда-то снизу и из темноты блеснули рыжие глаза. — Мру-яу!
Протяжный вопль Зверя вспугнул какую-то птаху, на которую кот и внимания-то не обратил. Он выбрался из зарослей, дернул хвостом и выгнул спину.
— Ум-м-мр! — возопил Зверь так, что и в соседних кустах что-то суетливо зашуршало.
— Стало быть, не блажь? — Стася вдруг успокоилась.
И подхватила юбки.
Подумала, что стоит вернуться домой, переодеться, потому как наряд, баронессой подаренный, всем хорош, но по лесу все-таки в джинсах удобнее. Потом подумала, что возвращаться не стоит, вдруг да гости станут вопросы задавать.
Отговаривать.
И вообще…
— Веди, — велела она Зверю, который уселся посеред ступеньки. И тот, радостно вскочив, затрусил знакомою тропой.
В какой-то момент Норвуд даже решил, что он заблудился.
Это… удивило.
От удивления он даже остановился, голову задрал, убеждаясь, что солнце по-прежнему высоко стоит. Правда, оказалось, что совсем и не высоко, что покатилось оно к закату.
А ведь…
Норвуд мотнул головой. И усмехнулся: стало быть, права была Белоглазая Эльса, когда говорила про ведьмин край. А он не верил.
И никто-то, пожалуй, не верил.
Но пошли.
— Эй, — крикнул Норвуд, и голос его покатился по лесу, по сухим мхам, по усыпанному мелким цветом черничнику. Покатился и вернулся:
— Э-хей…
Направление он уловил легко, да и к поляне выбрался, почитай, в два шага, хотя готов был поклясться, что эти два шага делал не раз, но никакой-то поляны не было.
Однако вот она.
И возок его.
И лошадка. Ведьмы вот пропали. А старый приятель, наоборот, появился. Да не один.
— Ты бы поберегся, брате, — сказал Бьёрни, травинку выплевывая. Та, правда, кувыркнулась и приклеилась к рыжей его бороде.
— Давно вы тут? — присутствию ватаги Норвуд не удивился, скорее странно было, что ему вовсе позволили из города одному уехать.
Понадеялись?
— Да уж… с полудня, — сказал Бьорни и на солнце поглядел. — Ишь… заморочили.
Это было сказано с немалым восхищением. И облегчением: стало быть, не зря. Норвуд видел в глазах своих людей надежду, которая почти умерла. Они и шли-то от безысходности, а пришли и теперь…
— Сильная, — сказал Торланд и хлопнул себя по шее, комара прибивая.
Его-то, загорелого, задубелого, местное комарье выделяло особо.
— И куда дальше?
— Не знаю, — Норвуд запрыгнул на возок, где сохранился ведьмин запах, и той, совсем молоденькой, с волосами цвета золота, и двух других, куда более опасных.
…и нужных.
Согласятся ли?
Или… не спрашивать? Белоглазая Эльса на все вопросы лишь усмехалась: мол, мое дело указать, где тебе, Норвуд Проклятый, с судьбой своей встретишься, а там уж сам.
— Стреляли, — заметил Бьерни другую травинку срывая. — Там.
— Слышал.
Он и пытался-то выйти к месту, где стреляли, испугавшись, что стреляли-то в ведьм, а они, пусть и силой наделенные, все же женщины.
Хрупкие.
Да.
— Идем? — Бьорни подобрал поводья и цокнул.
— Идем, — сидеть на месте смысла особо не было, а куда идти… дорога вывезет именно туда, куда им надобно. Теперь Норвуд в том не сомневался.
А еще он совсем не удивился, когда солнце вдруг покачнулось и стремительно покатилось в лес.
И вправду сильные.
Глядишь, помогут…
Глава 46 В которой зло встречается отнюдь не с добром, а ведьма находит дорогу
…истинный воин обращается к целителю лишь тогда, когда обломок ножа в спине начинает мешать спать.
Из наставлений Сьори, сына Асвара, молодым воинам.
Емелька бежал.
Сперва не столько от страху, сколько из опасения, что Козелкович оказажется не так и прост, что сорвется, пойдет по следу сам.
Или кого знающего направит.
Или и вовсе… не мог же он из столицы один явиться, должен был бы нанять кого в охрану, а там…
…потом, уже в лесу, темном и страшном для человека несведущего, Емелька шаг сбавил. Не хватало еще себя запалить. Нет, тут уж иначе надобно, осторожно.
Благо, амулетик один, прикупленный по случаю — судя по тому, сколь мало за него попросили, взят он был не совсем, чтобы законно — давал ему возможность видеть в темноте.
Споткнувшись о коряжину, Емелька выругался и остановился. Ненадолго.
Оглядеться.
Понять, туда ли он вышел… днем-то он в лесу, что дома, каждое деревце родное, а вот ночью… нет, хаживать случалось. И знает Емелька, что в темноте все иным кажется.
Заухало над головой.
Застонало.
Филин? Или маскавки выползли, которых подле болота развелось немеряно.
