— Дыши глубже, — велел Евдоким Афанасьевич. — Попытайся пропустить её сквозь себя. Представь, что ты — яма, в которую собирается вода…
Представить себя ямой не выходило, все ж таки воображением Ежи обладал не настолько развитым. Но и без того получалось… что-то получалось. Теплое облако, его окружившее, втягивалось внутрь, согревая уже сердце. И тепло росло, постепенно превращаясь в жар.
— Так, вот там, на каминной полке, шкатулка стоит… — Евдоким Афанасьевич махнул. — Возьми. Там пустые камни. Изумруды не трогай, они положительно заряжены, а вот алмазы нейтральны, их силой и наполняй.
Ежи кивнул.
Теперь в нем, внутри, жило собственное солнце, сплетенное из жгутов огня, с которым Ежи надо было справиться, если он не хотел сгореть.
А он не хотел.
У него, можно сказать, жизнь только-только началась. А тут…
Шкатулка, украшенная волчьею головой, была доверху заполнена драгоценными камнями. И стоило взять один в руки — крупный, с ноготь большого пальца алмаз — как сила послушна потекла в него.
Дышать и то легче стало.
— Вот так, потихоньку чисти и сливай, — Евдоким Афанасьевич кивнул преодобрительно. — Главное, не торопись.
Ничего сложного.
Ежи отдавать силу еще на первом курсе научился, а там, с подработкою, умение его и вовсе достигло небывалых высот. Теперь вот пригодилось.
Тоже странно. Сила иная, а умение пригодилось.
— Что я вообще такое?
— Ведьмак.
— Это я уже понял. Но… с научной точки зрения? Если отрешиться от мертвой воды и… всего остального?
— Отрешиться не выйдет, — Евдоким Афанасьевич бороду пригладил и по гостиной прошелся, остановился по-за собственным телом, которое ныне на Ежи и вовсе впечатления не произвело.
То ли устал он уже впечатляться, то ли после ведьмака немертвого нынешний труп гляделся вполне себе обыкновенным, приличным даже.
— Ведьмаков, стало быть, повывели?
— У нас их полагают вымыслом…
— Не удивляет… их и в мои-то времена немного было. Да и побаивались ведьмаков куда сильнее, чем магов да ведьм вместе взятых.
— Почему?
Ежи покосился в зеркало, что стояло в дальнем углу. Но ничего-то особо пугающего в собственном отражении не увидел.
— Может, потому что только вам дадена сила над смертью. Если исходить от начала, то… и маги, и ведьмы используют силу мира, но силу рождения, созидания. Даже в основе разрушительных боевых заклятий лежит стихия жизни, будь то огня или воды, или земли, или иного чего.
— А я?
— А ты… и тебе подобные, а они есть, поверь, просто зачастую сами не ведают о сути своей, но мир стремится к равновесию, и если есть жизнь, то есть и смерть. И сила её. Есть… многое, о чем и мы не ведали, а вы, подозреваю, вовсе забыли. Не по своей вине, но… когда-то кто-то постановил, что магов надобно учить. И дело хорошее, да… но вопрос в том, как учить и чему? И нужны ли стране вовсе могучие маги, каждый из которых сябелюбив и непокорен? Такие, которые способны и государю ответить, если нужда придет. Или же лучше иметь не таких могучих, но куда более покорных, знающих, что долг их служить государю и земле беловодской…
Евдоким Афанасьевич сжал посох боярский и руки его сделались плотны. Показалось вдруг, что еще немного и вовсе преодолеет он границу миров, шагнет на запылившийся ковер, осмотрится да и отвесит Ежи затрещину. Не со зла, но так, поддержания авторитета ради.
Алмаз же потемнел.
Не до черноты, скорее уж в вороново перо пошел, то ли темно-синий, то ли темно-зеленый, то ли еще какой… а силы будто и не убавилось.
Или…
Нет, не убавилось. Она по-прежнему стекалась в Ежи и с комнаты этой вот, и со всей башни. И оставалось лишь надеяться, что камней в шкатулке хватит, чтобы он не сгорел.
— Но я не о том… ведьмаки и всегда были неудобны до крайности. Так уж вышло… многого не расскажу, ибо и сам не знаю. Как-то вот… не случалось сталкиваться. В мое время их воспринимали этаким неизбежным злом, ибо были вещи, лишь им доступные. Проклятье там снять родовое… или наложить. Не без того… мертвеца упокоить.
— Или поднять? — не удержался Ежи.
В себе он пока желания поднимать мертвецов не ощущал. И тот единственный, оставшийся в башне, был тих и смирен.
— Или поднять. Они могли нежить изничтожить. Или породить…
— Действительно, странно, что их побаивались…
— Это у тебя нервное, — снисходительно произнес Евдоким Афанасьевич. — На самом деле, что ведьмы, что маги, что ведьмаки — это в первую очередь люди. Со своими страстями, желаниями, слабостями и обидами. И такое вот… кто-то сумеет с собою справиться, а кто-то и нет… помнится, доводилось мне читать труд одного чародея, Морринера из Зеленых холмов, кажется, так… описывал он деяния человека, прозванного Черным, упирая всецело на мерзость их. Дескать, убил этот самый человек и братьев своих, и отца, а после поднял и под руку свою поставил служить. Мертвых, да…
По спине побежала струйка пота.
— Морринер именовал его безумцем…
— А на самом деле?
— На самом деле… кто ж его знает, что там приключилось на самом деле… но читал я еще воспоминания ведьмы, которой случилось жить в те времена. И вовсе иную историю она рассказывает. О юноше, чей отец погиб, а мать вновь вышла замуж. Да только не случилось между новыми родичами ни любви, ни понимания. И юношу этого, родившегося слабым, всячески унижали, после и вовсе решили глаза выжечь и язык отрезать.
Пота стало больше, то ли от жара, то ли…
— И там уже, в темнице запертый, ослепленный, воззвал он к иным ликам богов, и те ответили. И наделили его силой… ведьма писала, что видела мертвецов, чьими глазами он видел, чьими ртами говорил. Писала про страх людей перед ним, но не про то, что силу свою он использовал во вред. Еще писала, что он нашел жену, и та родила детей, и что от тех детей пошел один ныне весьма влиятельный род… то есть это она уже не писала, это я сам дошел. Так что… сила тебе дана, а на что ты её используешь, тебе решать.
— Но… — Ежи отложил еще один камень, почудилось, что этот был самую малость светлее. — В том и дело, что я понятия не имею, как её использовать! А если…
…ладно, одно дело, если он окажется пустым бессильным ведьмаком, и не сумеет совладать ни с родовыми проклятьями, ни с нежитью. С нежитью вот неплохо обыкновенные маги справлялись, выжигая её очистительным пламенем. Но если Ежи, наоборот, силу не удержит?
И та выплеснется?
— Правильно боишься, — Евдоким Афанасьевич гляделся донельзя довольным. — Получается?
— А? Да…
Третий камень наполнился и вовсе быстро. Этот вышел темно-красным, какими алмазы не бывают. Рубины вот, да и то не всякие.
