— Местная легенда, — Анатоль потянулся за очередным пирожком. — Из тех, которых в провинции полно.
— Не легенда! Моя бабушка говорит, что еще ее матушка при князе кухарила, и что стоял дом, — обычно тихий, пытающийся быть незаметным, Никитка насупился. — И что стоит он по сей день, просто люди не видят.
— Вот! — Анатоль поднял пирожок. — Люди не видят, а старый алкоголик увидел…
— Чего только не видят старые алкоголики.
— Не скажи, — возразил Анатоль. — Этот дом он описывает весьма даже подробно. Я бы сказал, что с нехарактерной фантазией, а главное, что фантазия эта вполне согласуется с историческими фактами.
— Значит, дом был?
— Поместье было, принадлежащее князьям Волковым.
— И куда подевалось?
— Так… кто знает? Исчезло во время последней войны. Тогда, говорят, много чего исчезло. Может, ведьмы прокляли, может, маги сожгли, а может, крестьяне разграбили, с них станется.
— А… бабка говорила, что его последний князь спрятал, — подал голос Никитка и набычился, надулся, готовый заранее обидеться, если слова его не примут всерьез. Ну или насмехаться станут.
Насмехаться Ежи было лень.
А вот…
Он бросил взгляд на часы, убеждаясь, что присутственное время еще не истекло и ему надлежит оставаться на месте, дабы, если вдруг случится кому срочная нужда в магической силе, оказать всяческое вспомоществление. Согласно инструкции и правилам Гильдии.
И по установленному прейскуранту.
Но… правила Гильдии Ежи изучил преотлично. Был в них один прелюбопытный пункт.
— Буде кто спрашивать, — сказал он, решившись, — скажи, что отбыл по гильдейной надобности.
Все-таки ведьма, пусть сугубо теоретическая, это важно, это вполне вписывается в размытый перечень тех самых гильдейных надобностей, о которых в инструкции сказано.
А раз так…
— И я с тобой проедусь, — Анатоль облизал пальцы. — На всякий случай.
Отказываться Ежи не стал.
Глава 8 В которой вновь речь идет о котах и людях
Жила-была добрая ведьма…
…начало неправильной детской сказки.
…в ту самую первую ночь, оставшись наедине с кошкой, которая забилась под шкаф и оттуда не вылезала даже поесть, Стася поняла, что не справится.
С пищащими.
Голодными.
Обезвоженными. С больными, которым нужно и глаза промывать, и уши капать, и не только уши, потому что помимо ушных клещей имелись и другие.
Не сможет она.
Всех напоить, порой силком, накормить, тоже силком, поскольку некоторые и жевать-то не умели. А под утро двое умерли, и она расплакалась от бессилия, хотя Танечка сразу предупредила, что эти вот — не жильцы. И остальные, скорее всего, тоже.
Что в таких вот питомниках, когда все в кучу и ни за кем не смотрят, расплодившиеся насекомые не самая большая проблема. Есть вещи и посерьезней.
Пироплазмоз.
Микоплазмоз.
Лишаи и дерматиты. И еще что-то, о чем Стася забыла. У нее, конечно, имелись лекарства, и мази, и уколы, и капли какие-то, но она совершенно запуталась, что и кому делать.
А еще их следовало отмывать.
Укутывать.
Массировать животы и… и она точно не справится. В какой-то момент она возненавидела себя за слабость, за то, что не послала Владика с его котятами, за то, что у нее не хватает духу все бросить и вправду вынести в лес, что она мучится и мучает их.
Всех.
— Мр-р-ря, — под руку ткнулась лобастая голова, и яркие желтые глаза заглянули, кажется, в самую душу. И Стася успокоилась.
— Надо поспать, — сказала она, поднимаясь.
Ноги затекли.
Руки тоже. Ныла спина, и голова болела со страшной силой. А в комнатушке, где она поставила коробки, царил форменный беспорядок. Котята ползали, бегали, опрокинули плошки с водой и кормом, который старшие ели довольно жадно, но при этом умудрялись измазаться.
Кто-то хныкал.
Кто-то чесался.
— Урм, — сказал Бес, дернув хвостом, который заинтересовал особо наглого звереныша. И выгнувшись, зашипел.
Наверное, ей показалось от усталости и недосыпа, но шипение это вибрирующее заставило котят замолчать, а после и вовсе сбиться в кучки. Бес же, пройдясь по комнате — ступал он аккуратно, стараясь не вляпаться в разлитую воду — заурчал. И котята легли.
Как стояли, так и легли.
Нет, примерещилось. Невозможно такое, потому что… невозможно. И согласившись с собой, Стася ушла. Уснуть она уснула сразу, стоило упасть на кровать, а проснулась от взгляда. Смотрели превнимательно и… и существо это она узнала сразу, поскольку подобных уродцев больше не было.
Не уродец — сфинкс.
Петерболд.
С каким-то сложнопроизносимым именем и слабой надеждой на выживание. Котенок был совсем крохотный и слабенький. И как забрался только?
Он устроился на груди. Лег, обвив лапы тонкой нитью хвоста, и так лежал, смотрел на Стасю.
— Привет, — сказала она хриплым спросонья голосом. А еще отметила, что гноящиеся глаза котенка имеют удивительно красивый цвет, и что у кошек не бывает фиолетовых глаз.
И у людей тоже не бывает.
А вот огромные уши — вполне. У кошек. Хотя… про людей Стася точно не знала. Она несколько минут лежала, боясь пошевелиться, поскольку котенок выглядел настолько хрупким, что, казалось, стоит двинуться, и он упадет. И не переживет падения.
Именно.
Но котенок встал. И мяукнул. Голос у него был слабым…
…у нее.
Кошка. И документы на нее Стася нашла сразу. И хмыкнула, попытавшись произнести имя.
— Фиалкой будешь, — сказала она, посадив кроху на ладонь. Та оказалась горячей и вовсе не лысой. Тело покрывали волосы, но столь короткие, что на ощупь воспринимались этакой бархатистой поверхностью. — Фиалка — красивое имя…
Она вернулась к котятам, почти не удивившись, обнаружив на подоконнике Беса. Он лежал, поглядывая на возню с той снисходительностью, которая свойственна существам взрослым и разумным. Котята… котята были живы.
Возились.
Дрались.
Мяукали. Ели и гадили. И… и кажется, выглядели немного лучше, чем пару часов тому.
Так и повелось. Нельзя сказать, что Стася совсем привыкла, скорее уж приспособилась.
Кормить.
Убирать.
Лечить. Прятать руки от острых коготков, выбирать из всей своры именно того, кому нужно было закапать глаза или уши, или смазать лишайные пятна, натереть особым раствором или смыть его…
