— А ведьма?
— А ведьма, ежели пожелает, то вполне обратит железо в золото. Или серебро. Или в пух лебяжий. Ясно?
Не совсем, но Стася кивнула.
— На деле, конечно, все куда как сложнее. Ведьмы тоже бывают разные, что по силе, что по способностям своим. Иные слабы, им малое дозволено, скажем, излечить человека, поправить не только тело, но и душу его, на что целители не способны совершенно. Другие… — он замолчал, задумавшись. — Беда в том, что если магический дар хоть как-то да по наследству передается, да и пути его передачи, усиления давно известны, то с ведьмовским сложнее. Их никогда-то много и не было.
Он вновь замолчал.
А Стася подумала, что с таким вот даром, когда и вправду из железа золото делается, жить страшно. Сколь найдется тех, кто пожелает обогатиться?
— Вижу, поняла, — Евдоким Афанасьевич голову склонил. — Дар-то он… дар, да не всегда ведьма с ним справиться способна. Иногда он ею управляет. И тогда… скажет слово, а это слово проклятьем обернется. Глянет. И у того, на кого взгляд упал, случится чего-то… оно, когда разбираться начнешь, то, может, и справедливо, но вот люди… люди ведьм боялись. Никогда-то угадать невозможно было, чем встреча обернется, удачей или бедою. Помнится, ко мне жаловаться приходили из деревеньки одной. На ведьму, да… мол, житья от нее не стало. И поля-то травит, и скот морит, и на людей проклятия насылает. Кто-то окривел, кто-то окосел, кто-то и вовсе мужской силы лишился.
— И что?
— И то, что разбираться пришлось… разобрался, само собою. Ведьма та — дитё малое, двенадцати годочков. Батюшка её охотником был знатным, да на кабана наскочил матерого, вот и преставился. Матушка билась на хозяйстве, но где ей управиться? А тут еще соседи пошли долги требовать. Все-то растянули, корову увели последнюю… ну и с того матушка слегла, а как слегла, так и не встала. В дом же тотчас семья заселилась, чего добру пустовать.
Горькая история.
Чужая. Давняя, но закипает в груди что-то этакое.
— Вот-вот… ее сперва держали, рабочие руки никому-то лишними не будут. Но, сама понимаешь, жизнь несладкою была. Вот и сбежала она, спряталась в древней избушке, а с собой обиду унесла на людей.
— И… что с ней стало?
— Ничего. Забрал ее сюда, отписался в Ковен. Тогда аккурат его и создали, чтоб ведьм защитить. Ее и взяли учиться. Но это я тебе говорю, чтоб поняла, что дар ведьмовской — зеркало, в которое люди смотрятся. Только не каждый готов признать, что зеркало не виновато, коли рожа кривая.
Кот выпустил руку и заурчал, громко так, и на урчание его отозвался таец, что растянулся на спинке кресла.
— Ведьм… не любили. Люди проще запоминают обиды, чем добро. И случалось, что порой до суда не доходило. Ведьмы прятались, те, что постарше, легко могли закрыться так, что ни человек, ни маг не пройдет, но дичая, они вновь же утрачивали всякое сходство с человеком, что по душе, что по обличью. Так и пошли истории о чудовищах.
Он пошевелил пальцами.
— Вновь же… дар не наследовался. Если уж случалось ведьме завести семью, то весьма часто дети рождались обыкновенным. Или же магами, коли связывалась с магом. Тогда-то и обнаружено было, что при матери-ведьме дети не только родовой дар принимают в полной силе, но порой и умножают.
Стася поежилась. Почему-то этакое открытие совсем ее не обрадовало.
— Да и самим магам силы прибывает. Кое-кто даже заметил, что стал способен творить… менять суть вещей. Появилась презанятная книжица «Метаморфозы» Златоуста Казарского, которая многих заставила задуматься. Возможно, мысли остались бы мыслями, если бы не случилось в те времена княжествам объединиться под рукой Рёрика-Сокола. Он-то и собрал подле себя магов, велев им организовать Гильдию, которая и занималась бы делами, что волшбы касались, что судебными, что учебными, что хозяйственными. Он был весьма разумным человеком. И магом выдающимся, потому-то и получилось, что получилось… супруга его по примеру организовала Великий Ковен, в который пригласила всех ведьм. Именно с тем, чтобы понять, как им оберечься от людской ненависти, да и вовсе всем жить в мире.
— Не получилось? — спросила Стася с робкою надеждой.
— Отчего же не получилось? Получилось. Тогда-то был подписан Договор, согласно которому ведьмы и маги обязались жить в мире и согласии.
Что-то как-то…
Слабо верилась.
— Маги обещали ведьмам защиту.
— А… ведьмы? — совсем слабо верилось в этакую благотворительность.
— Ведьмы… ведьмы соглашались принять покровительство и защиту.
— Как-то это… не знаю, — она погладила мягкую кошачью спинку. Зверь вытянулся на коленях и прикрыл глаза, всем видом показывая, что в ближайшее время отпускать Стасю не намерен. И вообще, ему-то лежится удобно.
— Ковен организовал закрытую школу, в которую и собирали девочек с даром, чтобы обучать контролю над ним, управлению. Правда, почему-то после окончания школы ведьмы не домой возвращались, а, как правило, выходили замуж.
— Их… заставляли?
— В том и дело, что заставить ведьму сделать что-то помимо своей воли, конечно, можно, но… чревато. Если и исполнит она желание, то так, что сам желающий не рад будет. Так что нет, не заставляли. Скорее уж… думаешь, много нужно молоденькой девочке, уверенной, что лишь сила мага защитит ее от тягот жизни? И когда этот маг появляется рядом, весь молодой, красивый, готовый осыпать подарками с ног до головы?
Это Евдоким Афанасьевич произнес с немалой злостью. И потянуло холодом, злобой, дом загудел, захлопали двери.
— Извини, детонька, — сказал он. — Оказывается, время не лечит…
Глава 26 О сложностях любви
Раньше мне не везло с мужиками. Прошло время. Я поумнела, помудрела. Теперь мужикам не везет со мной.
…из откровений одной ведьмы.
— Ваша… дочь была ведьмой?
— Была. Родилась… дар рано появился. Но ее любили все, и даже моя бестолковая супруга. И Ладушка купалась в этой любви, отражая ее, делясь щедро. Я не знаю, кто и когда первый понял, кто и когда написал им, но однажды в моем доме появилась взрослая ведьма. Мне бы выставить ее, но… я был магом. Древнего рода. Хорошего воспитания. Да и женщина показалась мне разумной. Они, старшие, и вправду учатся пользоваться даром. Береника сперва просто вошла, попросила взглянуть на мою Ладочку… я позволил. После… как-то вышло так, что она поселилась в доме. И стала подругой моей жены, сумев успокоить ее, примирить нас обоих. Она была везде… с нею, с Ладой. Со мной опять же. Мы, помнится, вели долгие беседы, обсуждая вещи, которые ни с кем иным обсудить у меня не получалось. И я, как дурак, радовался, что нашел человека… своего человека. Нет, я любил супругу по-прежнему, но…
Евдоким Афанасьевич взмахнул рукой, и на жест этот дом отозвался звоном стекол.
