Хорошо.
Или не очень.
Спорить свей не стал, соступил с тропы и вновь усмехнулся… ишь ты, вырядился. Рубаха красная, с обережным сложным узором, который Эльжбета Витольдовна не отказалась бы разглядеть поближе, исключительно в познавательных целях.
Сам…
Высок.
Широкоплеч. И бархатный кафтан на этих плечах… а вот аккурат, что на самой Эльжбете Витольдовне модное платье. Вроде и сидит, но видно, что ему кольчуга куда привычнее бархату.
Лицо темное, кожа ветрами вылизана, красна, что дерево редкое, которое с краю мира возят. Волосы светлые в косицу забрал, перехватил простою лентой.
Значит, не женат.
Странно. Годы немалые, а он не женат…
…плащ хороший, пусть с виду неказист, но сила в нем чуется. Такой и в холод согреет, и в жару прохладу даст, защитит, что от дождя, что от ветра…
— Какой жуткий человек, — Аглаюшка все-таки обернулась, — но весьма характерен… жаль, что позировать не согласится.
— А и не надо, чтоб соглашался, — Марьянушка подхватила ведьмочку под руку, для надежности. — Свеи — народ разбойный, у них одно на уме…
Аглая покраснела.
— Да не то самое, глупая! — Марьянушка взмахнула зонтом. — Как бы к рукам прибрать, что плохо лежит…
— А если хорошо?
— Тогда сперва положить плохо, а после прибрать. Вот ты его позировать позовешь, а он тебя в мешок и на корабль. Где потом искать?
— Зачем? — Аглая крутила головой, то ли высматривая давешнего свея, который не собирался отставать, то ли просто из любопытства.
— Искать зачем? Вот и я думаю, что незачем будет… девки-то свеев и сторонятся, а которые не усторонятся, так, говорят, и не жалеют.
— Я замужняя женщина! — возмутилась Аглая, впрочем, как-то вот… не слишком искренне, что ли.
…надо что-то делать.
И с нею.
И вовсе с порядками этими, от которых, может, и была прежде польза, да только вся повывелась. Головы девочкам дурят…
…возок стоял недалече. И сумки возчик загрузил споро, помог и сесть.
— На постоялый двор вези, — велела Эльжбета Витольдовна, не без труда устраиваясь на высоком сиденье. Юбка перекрутилась, а шляпка… шляпка на самые глаза съехала, отчего приходилось голову задирать.
Но не поправишь же.
Не теперь, когда в спину пялятся. И Эльжбета Витольдовна заставила себя сидеть прямо. Ничего, вот отъедут… и вообще… верно Марьянушка говорит, со свеями заигрывать не стоит, еще то племя, хуже магов будут.
Возчик свистнул, и лошадка приняла с места.
А Марьянушка, шляпку поправивши, поинтересовалась:
— А скажи-ка, милейший, что у вас в городе-то деется?
[1] Удивляться не стоит, весьма долгое время мужчины использовали макияж точно также, если не больше, чем женщины. Пудрой скрывали и оспины, и морщины, подкрашивали глаза, губы да и в целом ухоженность являлась признаком человека состоятельного и благородного. Хотя да, мода скорее западная.
Глава 34 О девиц нахождении, визитах гостевых, а также некоторых неприятностях, что случаются в дороге
Женщина не доверяет женщинам. Мужчина не доверяет женщинам. Никто не доверяет женщинам.
«О коварстве ведьмином, или Семь примет, как распознать ведьму»
Трактат, писаный бывшим купцом, а ныне монасем-подвижником Василием Незрячим, со слов наймудрейшего наставника его Никона Отверженного, обретающегося на Марьиной пустоше едино Божьими милостями и подношениями добрых людей.
Забравшись на подоконник, Стася прикрыла глаза. На коленях устроился Бес, который рокотал, успокаивая.
В доме же…
Стало людно.
Что-то падало, что-то громыхало, то тут, то там раздавался громкий голос Басеньки, освоившейся весьма быстро. Ей отвечала подруженька, порой до Стаси доносился слабый лепет несостоявшегося любовника, которому было поручено ответственное дело чистки лотков.
То есть цветочниц.
…а еще готовки.
Мойки полов и иных, несомненно, важных, требующих вдумчивого мужского подхода, дел.
— За ними ведь придут, — сказала Стася, когда молчание стало невыносимым. — И чем я вчера думала?
— Умр? — Бес повернул голову.
— Вот-вот… девчонкам по пятнадцать… в голове пусто и сказки. Надо было просто домой отправить, а теперь… служба. Они мне дом разнесут с этой службой.
— Не разнесут, — Евдоким Афанасьевич руки потер. — Дом крепкий.
Это, наверное, должно было успокоить.
— Ах ты ж иродище лупоглазое! — взвыла Басенька совсем уж близко, Стася и сама подпрыгнула, и Бес, и Евдоким Афанасьевич вздрогнул. — Да чтоб у тебя руки твои кривые отсохли! Чтоб тебя скрючило и не раскрючило…
— Полагаете?
— Шкаф был старым, но посуду жаль… — Евдоким Афанасьевич окинул Стасю взглядом. — Там от гости идут. Принимать станешь?
— А есть варианты?
— Есть, — он провел призрачным пальцем по подоконнику, на котором стала собираться пыль. Вот ведь… три сотни лет дом простоял и ничего, а теперь стало быть заклятье спало и пыль появилась.
В душе вяло шелохнулась совесть, напомнивши, что, будь Стася человеком порядочным, она бы за порядком следила. Но тут же смолкла, зная, что Стася — человек так себе, скорее уж беспорядочный.
— Тропы как открылись, так и закроются. Только пожелай.
Сказал и сгинул.
Только донеслось сверху:
— Оденься прилично.
Стася вздохнула.
Закроются… и что дальше? Сидеть тут? И как долго? И… смысл? Ладно, котиков она прокормит, убирать тоже есть кому, но… но почему-то мысль, что до конца своих дней ей придется сидеть в этом вот доме, с сорока котами — пока с сорока, но взрослеют они рано — совершенно не вдохновляла.
— Девочки! — кричать было неудобно, да и Стасин голос терялся в просторах древнего особняка. — Оставьте вы его… идите сюда.
Как ни странно, её услышали.
И про гостей не удивились. Покраснели только.
— Тятечка едет, — Басенька вдруг разом растеряла прежний запал. — Ругаться станет, небось…
— И мой, — вздохнула Маланька, носом шмыгнувши. И рукавом пропыленным его утерла. — А то и розгою погрозит…
— Точно…
И друг на друга глянули, чтобы в следующее мгновенье на колени бухнуться:
— Спаси, матушка-ведьма!
Вот же ж…
Гостей она встречала на ступенях.
Девицы, когда поняли, что отправлять домой их не станут, хотя видят местные боги, Стася бы с превеликим удовольствием избавилась бы от лишних в доме людей, вновь сделались деловиты и серьезны.
