Переодеться помогли.
И вновь Стася чувствовала себя… да куклой чувствовала, которую крутили-вертели, одну за другой тряпки натягивая, которых вдруг взялось откуда-то.
Но девицам понравилось.
Особенно летник, который то одна, то другая тишком щупали, губами шевелили и головами кивали важно, дескать, хорош.
А вот на волосы опять платок накинули.
Для приличия.
Соблюли или нет, Стася так и не поняла, но на всякий случай старалась лишний раз не шевелиться, все чудилось, что стоит дернуться, и съедет этот платок со всею красотой куда-нибудь на выщербленные ступени.
Меж тем день набирал силу.
Солнышко пригревало, в шелках становилось жарко, а под платком и вовсе чесалось. Стася никогда-то шапок не любила, а тут…
Но она стояла.
Ждала.
И вид приняла серьезный горделивый… ну, хотелось бы думать. А время шло-шло… и где там этих гостей носит? Только подумала и увидела… нет, сперва услышала звон этакий, переливчатый, серебристый, а после и увидела возок, тройкой запряженный.
Классической такою.
Помнится, была у бабушки шкатулка, то ли палехская, то ли еще какая, главное, диво до чего красивая, сама черная, а на крышечке рисунок: летят-несутся по цветочным полям кони тонконогие с шеями гнутыми…
Стася рот открыла.
И закрыла.
Нахмурилась, разглядывая не столько возок, сколько лошадей, которые шли ровно, что на параде. Над центральным поднималась дуга расписная, щедро украшенная бубенцами, а в гривах боковых виднелись ленты.
И бубенцы тоже.
— Мру, — сказал Бес с явным одобрением, приглядываясь не столько к лошадям, сколько к лентам, которые ветерок разворачивал, тряс, испытывая кошачье терпение.
Меж тем птица-тройка, что вовсе даже не летела, но плыла по дороге степенно, солидно, приостановилась. И первым из неё выбрался Ежи.
— Доброго дня, — сказал он, кланяясь.
— И вам тоже, — ответила Стася, почувствовав, что, кажется, краснеет. Не иначе, как от жары. — Доброго дня.
Сегодня маг выглядел, пожалуй, еще более похожим на того, сказочного, молодца, которые в жизни существовать не должны во избежание травм хрупкой женской психики.
Светлые волосы завивались кудрями, причем раздражающе идеальными.
Лицо загорелое.
Глаза голубые.
Плечи широкие и алый кафтан с крупными золотыми пуговицами смотрится вполне себе естественно, даже длинные рукава его, что до колен свисают, не кажутся смешными. Как и сапожки с загнутыми носами.
— Прошу простить меня, — Ежи прижал руку к груди и поклонился, а Стася подумала, что, наверное, тоже надо бы поклониться, но не шевельнулась, потому как аккурат в этот момент подул ветерок, потянул за полупрозрачную ткань, которую за неимением булавок, только венчиком и придавили. И этот самый венчик сидел на редкость… в общем, не факт, что при поклоне он с головы не скатится. — Если докучаю вам своим обществом…
— Ничуть, — почти не соврала Стася.
— …однако возникла некоторая проблема… позвольте представить вам достопочтенных купцов.
Купцов было двое.
Огромных.
Вот аккурат таких, каким надлежало бы быть почтенным купцам. То есть Стася не то чтобы специалистом была, скорее уж наоборот, но увидев мужчин сразу поняла — достопочтенные.
Даже очень.
В шубах.
В шапках высоких, меховых, которые на макушки съехали. Но шапки ладно, а вот шубы… долгополые, мехом внутрь, снаружи атласным полотном отливают. Красным. Что купеческие лица.
— Фрол Матвеевич, — сказал Ежи, и купец в алой шубе поклонился, не сказать, чтобы до земли, но низко, так, что лицо его и без того кровью налитое, вовсе багряным сделалось. Стася даже испугалась, как бы удар не хватил.
— И Матвей Фролович…
Второй был в шубе тоже алой, но посветлее, еще и бусинами расшитой.
— Доброго вам дня, государыня ведьма, — пробасили купцы хором.
— И вам тоже, — Стася решила быть вежливой. Не совсем, конечно, потому как что-то подсказывало, что гостей следовало бы в дом позвать.
Напоить.
Накормить… баньку там… чтоб как в сказке.
Обойдутся.
— Дело у них… дочки пропали, — Ежи глядел на неё… с насмешкой?
Нет, скорее с улыбкой.
— Из дому ушли, — пожаловался Матвей Фролович.
— Сгинули, как не было, — поддержал товарища Фрол Матвеевич. — А она у меня одна-единственная… любая… ночь не спал, искал…
— Тут они, — Стася покосилась на дом. Что-то подсказывало, что звать бесполезно: девицы не выглянут, а искать станешь, так спрячутся, что никакая ведьмина сила не возьмет.
— Живы? — охнули оба. И Фрол Матвеевич схватился за левую сторону груди, а Матвей Фролович за правую.
— Живы. Пришли вчера, — пожаловалась Стася. — Ночью. Стали на бой звать…
Купцы переглянулись.
— Королевича требовали…
— Это все книжки дурные, — пробормотал Фрол Матвеевич, грудь разминая. — Начиталась…
— А я говорил, что не надобно бабе книжек читать, — Матвей Фролович помахал лапищей. — Святцы вот. Или жития святых, а не эту… простите боги, погань заморскую…
Оба замолчали и уставились на Стасю.
— Ну… королевичей у меня нет, — сказала она честно. — Ни зачарованных, ни разочарованных. Никаких нет.
А то мало ли, вдруг им тоже дочки сами по себе не годятся, а только в комплекте с царственною особой идут.
— Принцев тоже. И вообще…
Купцы кивнули.
И Фрол Матвеевич огладил пышную бороду.
— Так… может, мы тогда того? — спросил он с непонятной робостью.
— Чего? — уточнила Стася.
— Заберем их… выкуп там… какой?
— Дадим, дадим, — поспешил согласиться Матвей Фролович и закивал так часто, что Стася испугалась, как бы не слетела с седой макушки шапка.
— Выкуп — это хорошо, конечно, но… они обещали служить мне. Три месяца и три дня, — Стася почувствовала, как чешется рука и тишком поскребла её о мягкий бархат.
Легче не стало.
Зуд усилился, сделавшись вовсе нетерпимым. Стася руку подняла, почему-то не удивившись, когда над ладонью вспыхнули, заиграли зеленые огоньки.
— Три месяца… — произнес Фрол Матвеевич презадумчиво.
— И три дня, — Матвей Фролович глядел на огоньки, не мигая. — И… чего… они… того?
— Того — ничего, — сказала Стася, огоньками любуясь. Наверняка, что-то они да значили, но вот что именно… — В доме прибраться надо. Полы помыть. Пыль вытереть…
