- Ведьма, - царица кивнула, слабо усмехнувшись, а зверь её потянулся и зевнул во всю пасть.
Предупреждал.
- Я не специально, - повторила Стася, осторожно опускаясь на странного вида полукруглое креслице. Можно ли так? Или ей надлежит стоять перед царицей?
- Верю… мне многое сказывали про тебя. Те, кто под Тамановыми ходят, все больше дурное. Что явилась самозванка вроде бы из иного мира, но разве ж бывает такое? А если боги и судили, то человеку обыкновенному миры менять никак не под силам. Стало быть, ты не просто ведьма, а страшной силы, которую точно во благо использовать не будешь.
- Почему?
- Потому что ведьма.
- Аргумент.
- Для многих, - царица усадила на коленях девочку и принялась разбирать волосы её. – И поверь, то же поют в уши супругу моему. Он, правда, человек разумный, но… иногда ради этой разумности и поступает вовсе не так, как надлежало бы честному человеку. Государем быть еще сложнее, чем государыней.
Пальцы её ловко разбирали светлые прозрачные почти волосы девочки. А та сидела смирно, боясь дышать.
- Но есть и другие… Радожский… многое рассказывал. Он хороший человек.
- Верю, - осторожно ответила Стася. И чистую правду, ибо плохим назвать Радожского при всем-то желании не выходило.
- А вот Соболев зол за дочку. Требовал судить тебя. И силу запечатать. Но с ним давно уж неладно… вовсе тут неладно стало, - пожаловалась царица. – Ишь, притомилась, сейчас отдохнешь.
Тонкие детские ручонки обхватили шею. И царица подняла Зорянку легко, будто весу в ней было не больше, чем в листочке березовом. Уложив на постели, огромной, как и подобает царской, царица укрыла девочку одеялом.
И поглядела на Стасю.
А та на Беса, который запрыгнул в кровать и вытянулся подле. Заурчал громко, переливчато.
- Он не причинит зла.
- Не причинит, - царица поглядела на своего охранника. – Козелковский тоже… сказывал. Жена у него не особо умна, но сам он человек известный. И супруг мой весьма не хотел его когда-то отпускать. Но дочь умирала, а он… хоть и царь, но душу еще не растерял. Теперь же, сказывают, дочь выздоровела.
- Ей точно стало лучше. А выздоровела ли…
- …благодаря зверю, которого ей ведьма подарила… это такому вот?
- Похожему, - не стала отпираться Стася. В конце концов, пусть не сорок, но больше тридцати зверей ждали своих хозяев. – И если у вас есть желание… я… не была уверена, что тут будут рады посторонним зверям…
- Посторонним не будут, - царица поманила за собой. – А вот ведьминским… видишь его?
Не увидеть это создание было… непросто.
- В нем дух моего брата.
- Что?!
- Так уж… вышло. И ему-то я верю больше, чем всем советницам разом. Идем, расскажу.
Глава 43 Звериная, ну почти звериная
…вы, вероятно, куда меньше волновались бы о том, что думают о вас люди, если бы знали, сколь редко они вообще думают.
Из письма известного натуролога и философа Понятковского к своему старому другу.
Пегого окраса кобель крутился возле мясных рядов. Выглядел он, правда, сытым и холеным, и потому местечковые собаки по первости попробовали было прогнать чужака, выступивши против него единой, сбитой в ярмарочных рядах, стаей. Но тот лишь оскалился и зарычал, низко, переливчато, однако от рыка этого лапы затряслись, а в душе появилось преогромное желание бежать.
Сдерживать себя в желаниях собаки не привыкли.
И сгинули.
Кобель же остался.
Сперва он сунулся было к прилавку Завьялова, на котором исходили паром кучи мяса, но был прогнан дородною кухаркой, полагавшей, что ей это мясо всяко нужнее. И она-то, сопровождаемая сразу тремя холопками – не самой же корзины тяжеленные таскать – долго выбирала, тыча пальцем то в один, то в другой кусок, вытаскивая их, оглядывая придирчиво.
Не забывая при том вести учтивую беседу.
- …а еще сказывают, что ведьмы вовсе страх потеряли, - Гришка, младшенький купцов сын, на прилавок облокотился и говорил медленно, позевывая. – Что наняли они людоловов, чтоб те девок красивых выискивали…
- На кой? – кухарка вытащила самый, как ей показалось, наилучший кусок мяса.
- Так известно. Сами-то ведьмы страшные, вот девок вымучивают и красоту их темною волшбою отбирают.
- Ишь ты… а я слыхала, что не людоловы виноваты, а магики, которые против государя умышлять стали…
Пес крутанулся, сунул было морду в корзину, но получив по хребтине палкою, отступил.
- …и подсунули в невесты государевы… - донеслось от прилавка с рыбою. – А та царевича споймает и заморочит начисто. И тот вовсе утратит разум…
- …от грехов это, от неверия. Храмы опустели, люди богов позабыли, вот и шлют им всякие напасти во вразумление.
- …придет саранча, коия небо все заполонит, так что ни солнца не видать будет, ничегошеньки. И наступит тьма вселенская. Страх да погибель…
Кобель сунулся и на чистые ряды, где медленно гуляла совсем иная публика, чистая да приличная. И приказчики кланялись, спешили развернуть шелка да атласы, заманивали блеском золота, переливами драгоценных камней.
- …и я тебе точно говорю, что Медведев давече обмолвился, что решение уже принято на высочайшем уровне… и довольный такой был. А с чего бы ему довольному быть? Вот то-то и оно… подсуетились.
- Тогда отчего Димитриев ходит важно?
- Дурак потому как…
- Не скажи. Никогда-то дураком он не был, наоборот, хитер… в прежние времена тихо сидел. Теперь от жрецов привез, которые народец смущать начали разговорами.
- Поговорят и…
Кобель, увернувшись от брошенного мальчишкою камня, оскалился, но местечковая пацанва собак не боялась, а потому засвистела, затопала и снова камнем бросила, который кобель на лету поймал и зубами сдавил так, что только крошка посыпалась.
Вот тут-то детишки и сыпанули в стороны.
А он, покрутивши головой, потрусил прочь по своим, собачьим делам.
Получасу не прошло, как кобелек, ставший будто бы меньше, неприметней и грязнее – теперь-то он почти походил на одного из уличных, стаи которых кружили по городу – появился у стен боярской усадьбы. Он сунулся было к воротам, однако дворовые собаки отозвались на появление чужака хриплым грозным лаем. Отвечать кобель не стал, но скоренько обежал усадьбу по кругу.
- Заткни их! – раздался голос откуда-то сверху. – Мешают…
…а вот малые ворота были приоткрыты, и во дворе стояла телега, груженая мешками, которые, собственно, холопы с телеги снимали да несли в дом. За ними, и за телегою, и за крутобокою лошаденкой приглядывала мрачного вида баба в простом платье. А её спешил обиходить хиленький мужичонка…
