На первую шкатулку встала вторая.
На всякий случай.
И третья. Совсем уж на всякий случай.
- Что? Нервничаю много, - Ежи пожал плечами, извиняясь за этакие запасы.
- У меня целитель есть знакомый. Если что, успокоит.
- И у меня… есть. Тоже взять надо.
- Зачем? – князь удивился.
- Не знаю, - честно сказал Ежи. – Но… надо.
И Евдоким Афанасьевич кивнул, подтверждая, а потом добавил:
- Я тоже пойду.
- Вот… - Радожский закатил глаза. – Честное слово, кажется, целитель тут нужен будет мне…
- Видишь! Уже нужен.
Ежи потер переносицу и сказал:
- Нет… тут останьтесь, пожалуйста. Приглядите за домом, - он задумался, пытаясь найти слова, годные для того, чтобы описать, что он чувствует. Неладно. Неспокойно.
Ни в городе.
Ни… тут.
- Вы ведь, ежели что, сумеете дом закрыть? Так, чтобы никто-то чужой не вошел?
- Сумею, - Евдоким Афанасьевич голову склонил.
- И… если случится кому убежища искать.
- Все не настолько плохо, - заметил князь.
- Пока, - возразил Ежи. И потер переносицу, а после признался. – Как-то оно… на душе тревожно.
- Иди, - Евдоким Афанасьевич выступил из стены. – Иди и делай, что должно. А тут я позабочусь, чтоб оно все ладно было… будет куда вернуться.
И едва слышно добавил в сторону:
- Было бы кому возвращаться…
Прозвучало не слишком оптимистично.
Книгу Ежи тоже прихватил, и она, словно почуяв его настроение, не только сама закрылась, но и соизволила размер изменить, сделавшись вовсе махонькой, в ладошку. А Ежи и не знал, что так можно.
…кафтан ему Радожский выделил из собственных запасов, что должно было бы обидеть, но Ежи то ли устал обижаться, то ли повзрослел.
- Извини, некогда, - а вот князь, кажется, чувствовал себя не совсем уютно. – Мои предки… прабабка была из тех, кому многое открыто. И нам отошла, если не способность, то… я тоже чувствую, как уходит время. Людоловы вот умерли.
- Все?
- Все… и те, что в остроге остались, и те, которые в ямах суда ждали. И… в один день, в один час, будто кто-то слово произнес. Такое возможно?
- Думаю, что вполне, - Ежи пощупал толстую ткань, щедро украшенную вышивкой. Правда, что-то подсказывало, что на боярина он все одно походил не больше, чем гусь на лебедя. Не хватало… нет, не золота, скорее уж привычки.
Привычки у него всяко иные.
- На самом деле я знаю немного, - вынужден был признать Ежи, хотя признаваться в таком да еще Радожскому…
…а ведь он и вправду подходит Анастасии куда лучше.
И государь его ценит.
И…
- Я… пытаюсь разобраться, но… ведьмаков не осталось. И выходит, что учусь, а чему и как…
- Выучишься, - Радожский в темном камзоле из бархатного сукна сидел прямо. И гляделся строгим серьезным. Старше своих лет. – Куда ты денешься.
- И вправду… - проворчал Ежи, стараясь не глядеть на князя.
Вот лучше в оконце поглядеть, на город, который разворачивался к Ежи иным, незнакомым боком. Нет, будучи студентом, он заглядывал и в Белую слободу, но все больше по краюшку, зная и понимая место свое. И на терема роскошные глядел все больше издали.
Теперь вот эти терема проплывали узорчатыми скалами, один другого краше.
…и появилось нехорошее такое чувство.
Зависть?
Будто… Зверь, пристроившийся подле, голову поднял и заворчал. Глаза его превратились в узкие щелочки, а когти пробили плотную ткань штанов.
- Тише, - попросил Ежи и глаза закрыл. Ему надо было бы увидеть не терема…
…закрывают глаза вовсе лишь несмышленыши, - раздался в голове знакомый голос. – Так, безусловно, проще сосредоточиться, но ты должен понимать, что человек с закрытыми глазами на диво беспомощен. И может статься так, что пока ты будешь пыжиться, силясь разглядеть что-то, кто-то разглядит тебя.
…это… показалось?
- Не стоит обманывать себя. Сосредоточься. Сначала это будет отнимать немало времени и сил, но постепенно ты поймешь, что смотреть и видеть – это разные вещи. Постарайся увидеть.
- С тобой…
- Тише, - прервал Ежи князя и руку поднял. – Мне надо…
И не договорил, замер, потому как дорога аккурат поворачивала ко дворцу. Ежи видел белую стену с чередою зубцов. И узкие тени бойниц, оставшиеся еще с тех незапамятных времен, когда дворец мог стать крепостью. Он и ныне мог.
И Ежи чувствовал эту, упрятанную в камне, сотворенную кем-то сеть, что питала камни силой, наделяя их немалой прочностью. Пожалуй, и ныне стены эти выдержат не только игривые ветра удары.
Нет.
Все… иначе.
- Смотри, - продолжал шептать голос. – Внимательно… первый слой – это визуальное воплощение скрытых сил. На самом деле ты воспринимаешь их не глазами, но собственною силой, однако разум человеческий слаб, а потому строит привычную картину.
Над стенами поднимался искрящийся полог, легкий, что девичий платок, и столь же прозрачный. Эта сила была чистою да ясной, такой, которой хотелось зачерпнуть, поднести к губам, выпить, словно ледяную родниковую воду.
Но вот выше…
- Чем сильнее твоя концентрация, твое умение, тем более тонкие слои доступны… не отводи взгляд. Попытайся не цеплять его в одной точке, пусть плывет вольно…
…он и плыл.
Он скользил по стенам и воротам, у которых собралась вереница экипажей. Должно быть, потому и собственный Радожского замер. Это Ежи отметил, стараясь не отвлекаться. И на боль, появившуюся в глазах, тоже. Эта боль и сухость заставили все вокруг подернуться будто дымкою…
…не будто.
Дымка едва-едва угадывалась, бледная, блеклая, какая-то… нехорошая. Она держалась чуть в стороне, там, где ко дворцу подбирались воды Ильмень-озера.
- Неладно, - Ежи все-таки закрыл глаза, не способный и дальше выдержать эту боль. – Совсем… неладно.
Он втянул ставший горьким вдруг воздух.
- Что-то… происходит. Там, - он указал на стену. – С той стороны. Тянет. Надо… поглядеть.
- Поглядишь, - пообещал Радожский, разом подобравшись. – Значит, не одному мне кажется…
- Значит, не одному.
- Хорошо, - Радожский шею потер. – Послушай… сперва все равно глянуть надобно. На невест этих и… пир вечером. А потом… я шепну Куницыну, чтоб был наготове.
- И в городе тоже, - теперь Ежи видел яснее. Дымка… и вправду на дым похожа от невидимого костра, который явно существовал где-то там, но пока Ежи не мог понять, что именно не так было с костром.
