- Об жизни… об дворце этом. Тошно мне тут, - призналась Маланька. – А папенька отписался, чтоб нашла кого… можно и бедного, чай, приданого хватит… очень ему хочется, чтоб детки мои, стало быть, в боярство вышли. Вот… а мне-то… где искать? Чего? И если не найду, то сам сказал, что просватает. Ежели с благословением-то скоренько найдется за кого… я вот не хочу замуж.
- Совсем?
- Наверное… не знаю. Думала. А тут он вот. Как выскочит из кустов!
- Напужал и ты шибанула?
- Напужал, - Маланька окончательно передумала плакать. – Но не шибанула… бегчи думала, а он говорить стал. Ласково так. Что, мол, заблудился… что он туточки царевичем.
- Врет, - решила Баська.
Царевича они вчерась видели. Пущай издали, но тот весь золотом сиял, а этот… вот кафтан тоже взять ежели, из сукна крепкого, но не сказать, чтоб сильно дорогого.
И ни перстней не видать.
Ни цепок.
Ни каменьев драгоценных. Какой из него царевич?
- Я от тоже решила, что врет. Так и сказала. А он засмеялся… и говорить сели.
- Об чем?
Вот ведь, ни на минуточку оставить неможно, враз какой проходимец вылезет да голову дурить начнет.
- Да обо всем… он туточки служит. При дворе. В новиках ходит, небось.
А вот это на правду походило. Боярский сын, которого даром магическим боги обделили, а вот силушки ежели по виду, отсыпали немало. Такому только силою этой и служить.
Да умением воинским.
- И он сказал, что туточки прудок есть, заветный. С водицей, которой, ежели до свету умыться, то всякая болезнь отступит, а красы прибудет. Хотя сказал, что мне уж точно прибывать некуда, - прошептала и покраснела густенько.
- Ага, - только и сумела выдавить Баська.
И на лежащего поглядела пренеодобрительно. Ишь ты… наглый какой. В царицын сад забрался и честную девку заморочить вздумал.
- Сказал, что сама царица этою водой умывается. И боярыни тоже. Оттого и хороши… и меня проводить обещался.
- Проводил? – мрачно поинтересовалась Баська.
- Проводил, - Маланька вновь потупилась. – Пришли… красивый же ж пруд!
Красивый. Помнится, батюшка тоже думал пруды копать, но не для воды зачарованной или лилей каких. Лилеи – баловство сущее. Он рыбу разводить собирался, да как-то оно не сложилось, что ли.
- Целоваться полез… - пожаловалась Маланька. – Ну я его… слегка… и того…
И рученьку почесала.
Рученьки-то у подруги верное, даром что белые и ровные, узенькие, самые девичьи, но крепкие. Помнится, Маланька как-то на спор рученькою этой орехи давила, да не местные, лесные, а огромные, круглые, папенькою ейным с торгу привезенные.
Молодца было… не жаль.
Сам виноватый.
- Я же ж не думала… спужалася просто! – Маланька обошла лежащего с другой стороны. – И чегой теперь делать-то?
Да кабы сие Баське ведомо было.
И главное, молодец лежит, не шевелится… оно-то, конечно, можно и кликнуть кого… пожаловаться… сказать, что снасильничать хотел, тогда-то, небось, и ему мало не покажется. Но с другое стороны что про Маланьку скажут?
Известно чего.
Сама пошла.
На помощь не звала. А еще как окажется, что родичи у этого вот, белобрысого, зело знатные? Тогда и вовсе иначе повернуть могут. Приврут, что, дескать, Маланька его заманила…
Нет уж.
- Надо понять, живой ли.
Маланька охнула и рученьки ко рту поднесла.
- А… ежели…
- От «ежели», тогда-то и подумаем, - решила Баська, отодвинув нехорошую мысль, что сад, конечно, велик, но не настолько, чтоб в ем тело спрятать можно было.
Однако молодец определенно был жив.
Баська и шею пощупала. И руки – надобно сказать, что огроменные, двумя одну не поднимешь – и к груди ухом прижалась, сердце выслухивая.
- Бьется.
- Точно? – Маланька шею вытянула.
- Сама послухай.
Она и послухала. Прижалась и стояла этак, на карачках, голову на груди широкое пристроивши, долго.
- Точно бьется.
- От и ладно, - Баська повеселела. – Идем.
- Чего?
- Ну… чего. А чего еще? Полежит и отойдет. Глядишь, и понимание какое в голове появится, что не всякую девицу можно от так… лилеями сманивать.
Баська руку почесала, порадовавшись, что она-то мудрее оказалась, сама не пошла, хотя… не, хорошо, что не пошла, тот-то, который с Баською беседы беседовал, он похлипче гляделся. Его и вправду зашибить недолго.
- А… а если… если… - Маланька часто заморгала. – Приключится чего?
- Чего?
- Не знаю! Вдруг… кто найдет?
- Его беда.
- И учинит злое?
Баська нахмурилась. Оно-то, конечно, молодец сам кругом виноватый, но права подруженька. Мало ли… вона, давешний терем ежели вспомнить, там тоже все чисто да приличественно гляделося.
- Сожрут еще…
Маланьке откровенно было молодца жаль. А что, красивый… и говорил ласково, и рассказывал… всякое. Жаль, если сожрут.
- Здоровый. Подавятся, - без особой убежденности произнесла Баська, но после решилась. – Мы его сейчас очуняем скоренько, и скажем, чтоб больше сюда не лез. И чтоб молчал. Он будет. И мы будем.
Маланька подумала и согласилась.
План выглядел годным.
- Только… как?
- Не знаю, - Баська вновь молодца обошла. И чего с ним делать? Целовать? Так целованием зачарованных к жизни возвертают. А тут зашибленный. Зашибленных как-то иначе надобно… может, по щекам постучать если?
Она легонько хлопнула, но молодец не шелохнулся.
А когда хлопнула посильнее, то только голова на бок повернулась.
- Ты его так совсем забьешь! – всполошилась Маланька.
- Ну… - Баська руку за спину убрала. – Я же ж не нарочно!
Губа вон треснула и кровь побежала, красненькая… неудачно получилось.
- Скажем, что упал так, - робко предложила Баська, решивши, что этакому врачеванию молодец точно не зарадуется.
- Ага…
И замерли оба, не зная, как дальше быть. Ждать? А сколько? Рука-то у Маланьки крепкая, этак он до вечера проваляться может. А ну как хватится кто. Искать начнут… объясняйся потом.
- А если… - Баськин взгляд остановился на темной глади пруда. – Если его водою полить? Помнится, нянюшка мне сказывала, что обеспамятовшего самое оно водою поливать…
Лицо Маланьки озарилось светом.
