И покормить.
Тогда-то она, косу наскоро поправивши, ибо растрепалась за сон невмочно, и сказала:
- Пойдем, поищем кого.
А Маланька согласилась, верно, тоже от этакого высочайшего гостеприимства притомилась. Вот и пошли в сад, чтоб понять, куда из него-то деваться, да только заблукали слегка. Ну и к кустам выбрались, откудова и свистели.
- Кто тут? – спросила Баська, руки в бока уперши.
- Елисей, - отозвались ей и кусты зашатались, после ветки затрещали, будто там не один Елисей, а с медведем. – Я с братом.
И чегой это Баська не удивилась, этого самого брата завидевши?
Медведь и есть.
Стоит.
Лыбится.
На Маланьку уставился так, что хоть ты в него вновь сапогом кидайся. Правда, нянюшка сказывала, что мужики – народ упертый, и если чего в голову втемяшится, то сапогом не выведешь.
- И снова доброго дня вам, девицы-красавицы, - этот, который брат, поклонился до самое земли, а все одно будто бы несерьезно. – Мы аккурат вас искали.
- Зачем? – мрачно поинтересовалась Баська, которая тоже искала, но отнюдь не счастья в жизни, а обыкновенной кухни. Ведь должна же она при дворце быть. Вона, туточки народу сколько. Им без кухни никуда.
- Помощь нужна.
- Какая? – робко поинтересовалась Маланька, за Баську отступивши. А оттудова уже, из-за Баськиного плеча, голову тянет, глядит на своего… этого… а переоделся-то. Правда, вновь же наряд простой, хотя ж из тканей крепких, славных, вона, портки-то с прозеленью, небось, из фризского полотна, которое яркое и ноское. А кафтан долгополый с серебряною канителью, которой немного, но у Баськи глаз наметаный.
Небеден молодец.
И собою хорош.
И… и если сладится у Маланьки, то, может, неплохо будет? Чай, она тоже вона, не бесприданница. Батюшка-то возражать супротив царева человека всяко не будет. И приданое даст, чтоб все обзавидовались, может, даже соболями баргузинскими.
- Сами не знаем, - честно признался Елисей, из кустов-таки выбираясь. Правда, как-то так выбирался, что ногою за ветку зацепил и полетел прямо-таки на Баську.
Баська его поймала.
Ну, не падать же хорошему человеку. Удержала… может, конечно, он и мужик крепкий, но и Баська не слабосилок.
- С-спасибо, - Елисей устоять устоял, но Баську не отпустил.
Обнял.
Крепко так. Ажно ребра затрещали. И губы вытянул… иродище!
Баська ему по ним и шлепнула. Легонечко. Ну, чтоб вовсе не отбить.
- Ты это брось, - сказала она строго и рученьки-то белые от себя отвела. – Ишь, выдумал…
Хмыкнул этот, который второй, который…
- Свят, - Елисей зарозовелся, будто бы ему стыдно. Ага. Как же. Вот всегда так. Нянюшка еще упреждала, что мужикам спуску давать никак неможно, что чуть ослабнешь, они сразу руки потянут. И ладно бы только руки… - Дело такое… сложное… сразу не объяснишь.
- А ты не сразу, - дозволила Баська, поглядывая на этого вот… Елисей.
Тоже одежу сменил.
И тоже простая вроде как, ан нет… сапожки юфтевые, с шитьем, да не простою нитью. Крученая, заговоренная, как и на вороте кафтана, который вроде бы как поношеный. Вона, ткань на рукавах посветлела, вытерлась, в одном месте даже дырочка будто бы, но нитью прихваченная.
И шит не так, как ныне шьют.
И… не в нем дело, но в узоре, что лежит на ткани.
Такой теплый, такой… рука сама к нему потянулась погладить, и Баська не удержалася, тронула шелковые ниточки. Будто вьюнок вьется, стебельки тоненькие, листочки зелененькие, цвет – колокольчик белый. Вьется, льнется, окутывает…
- Я же тебе говорил, - сдавленно произнес Свят, с Баськи восторженного взгляду не спуская, что не осталось незамеченным. Вона, Маланька нахмурилась обиженно, и рученьку-то белую в кулак подобрала. А он, будто и не заметивши, из кустов вылез и принялся пояс разматывать.
Пояс тоже широкий, в две ладони.
И не новый.
И…
- Это прадедов кафтан, - сказал Елисей тихо, глядя на то, как будто бы оживает вьюнок. И вправду пополз, расправил листики, цветы распустил. И качаются они белыми-то звоночками на невидимом ветру. – И пояс его… прапрадедов и даже больше… ему жена его расшивала.
- Обережный, стало быть, - сказала Маланька тихо и сама руку протянула, в которую пояс лег немалой тяжестью. – На кровь родную?
- Надеемся, во всяком случае, - Свят смутился.
И сгорбил плечи.
И глянул так, исподлобья.
- Пойдешь замуж?
- За кого?
- За меня.
- А ты кто таков будешь? – Маланька пояс ладонью накрыла, потянула, погладила нежно.
- Царевич я…
- Зачарованный?
- Может, разве что самую малость, - он потупился. – Так пойдешь?
- Если царевич… то пойду. Как не пойти? – Маланька усмехнулась и сама шагнула, глянула снизу вверх этак, внимательно. – Только ты грязный какой-то… царевич.
- Так… зачарованный же ж, - он улыбнулся широко так, радостно. И вот вроде ж нормальный человек с виду, понимать должен, что дела подобные иного подходу требуют, серьезного.
Сватов там.
Смотрин.
Сговора.
А он… с другое стороны, Баськино ли дело, мешаться? Глядишь, ежели и вправду сладится, то и Маланька счастлива будет. Царевич он там или нет, но… главное, чтоб человек хороший.
Эта мысль окончательно Баську успокоила.
И еще то, как пополз, раскрываясь, вьюнок по кафтану, того и гляди всю ткань шитьем затянет. Маланька же сама пояс на царевича накинула.
И обернула дважды.
Завязала узлом.
А потом, доставши платочек белый, простой, по лицу Святову им провела, легонько так, но и вправду всякая грязь убралась.
- Так-то оно лучше будет, - сказала Маланька.
И Баська кивнула.
Согласилась.
- А ты, - Елисей перехватил руку, осторожно так, бережно, будто бы рука эта сахарною была. – Ты за меня замуж пойдешь?
- Вот так просто?
- Отчего нет?
- Ты ж меня второй раз в жизни видишь-то? – Баська голову склонила, жениха новоявленного разглядывая. Нет, хорош собою. Определенно, хорош. Лицом бел. Румян. Волос светлый вьется барашком. Глаз ясный да синий.
Глядит.
Улыбается. И от улыбки этой сердце Баськино прямо-таки вскачь летит, да только она уже не та, которая книжкам верила. Небось, в книжках всякого понаписывают, а на деле-то…
