- Это я уже понял, - Мишанька тряхнул головой, и треклятая коса со спины соскользнула. Неймется ей. – Девицы выпьют… думаю, перед пиром, там точно царевич будет. И каждая решит, что он в неё влюбится. А дальше… что дальше? Помрут? Или станут страшны?
Мысли скакали, что кони в загоне.
- Или… не так важно, но что-то с ними случится. Что-то такое, что… в чем обвинят ведьм. Верно? – Мишанька задышал ровнее. Вот же… а раньше он бы пробежал и не запыхался. – И… бить пойдут?
- Пойдут, - согласился батюшка, поморщившись. – Иди, отбери.
- Что?
- Мне… тут… - он провел рукой по бороде и вздохнул. – Тут все страшнее… там он, в озере, войско мертвое сейчас подымется. Хазарское. И пойдут по городу гулять.
Мишанька сунул палец в ухо.
Почудилось, ослышался.
- И надобно как-то… под это дело, небось, смутьяны во дворец проберутся, чтоб, значит, свой порядок тут устроить. Резня будет… а еще когда девки помрут…
Мишанька и второе ухо поковырял.
- Но город важнее… со дворцом государь управится, тут-то люди свои стоят. А там…
- Но ты же… не сам?!
- А кто? – батюшка поглядел с насмешкою. – Я же ж маг, а не хвост собачий.
Оно-то так, верно… и Гурцеевы всегда служили. Мишанька вот тоже служил. Как умел. Правда, следует признать, что умел он не так, чтобы и многое. Но ведь служил же!
И старался.
И… и теперь.
- Силы у меня изрядно. Думаю, не только у меня… на берегу станем, чтоб, если, до города не допустить. Скоро колокола вон ударят, глядишь, ополчение соберется. Как-нибудь да выдюжим.
- А… я?
- А что ты?
- Мне что делать!
- Ну… девок собери, постарайся, чтоб никто там не помер… а то после и вправду баить станут всякое. И вообще, - батюшка посох в левую руку перекинул, которая, как Мишанька помнил, у него покрепче правой была, во всяком случае на затрещинах. – Большой уже. Сам разберешься.
И ушел.
Воевать.
Вот так взял и ушел воевать. А Мишаньку оставил… всегда… Мишанька-то прежде, когда маленький был, просился, чтобы его тоже на войну взяли. Батюшка только посмеивался, мол, успеешь навоеваться, какие твои годы… а он…
На глаза навернулись слезы.
Вот же.
Это все тело виноватое, оно вечно норовит расплакаться. Мишанька нос рукавом вытер. Нет уж. Раз взрослый, то… то первым делом…
…он подобрал юбки, чтоб в ногах не путались, и решительным шагом направился ко дворцу. Боярину, что попался по пути да на ноги уставился непозволительно нагло, Мишанька рявкнул:
- Куда пялишься? Сейчас как прокляну…
- Ведьма… - донеслось в спину.
Ведьма.
А во дворце…
- Лилечка тоже пропала, - Аглая нервно расхаживала по двору, то и дело вскидывая полупрозрачные руки свои. – Я только ненадолго отошла от нее… когда ему плохо стало… а она вдруг.
- Твою ж… - добавил Мишанька пару слов покрепче.
Не хватало ему еще дитяти пропавшего.
- Найдется, - сказал он не слишком-то уверенно. – Тут все-таки дворец, а не двор проходной… ничего-то не случится. То есть…
Случится.
Бунт.
Смута.
И те, кто явятся её учинять, ибо сама собою смута, конечно, приключается, но в нынешней-то важен не процесс, а результат.
- И Никита куда-то подевался… его унесли. Я хотела спросить у того, другого, а он какую-то ерунду говорить начал… предлагает мне ему ребенка родить.
- Это кто? – Мишанька нахмурился.
- Агренев. Дом снимет, содержать станет. Но это же глупость.
- Конечно, глупость, - кулаки вдруг зачесались. И Мишанька понял, что потом уже, как все завершится, он всенепременно побеседует с этим вот… Агреневым, относительно того, какие глупости не нужно женщинам говорить.
Они же ж впечатлительные.
- А про Никиту говорить не хочет. И Лилечку искать… что мне делать?
- Помогать, - Мишанька подхватил бывшую жену под руку. – Ты ведьма или как?
- Сама не знаю.
- Тогда узнавай скорее… тут дело такое… в общем, я думаю, что девки потравятся этой вот гадостью. Выпьют и потравятся. Во всем сразу обвинят ведьм. И бить станут.
Глаза у Аглаи сделались большими и круглыми.
- Станут, станут, - повторил Мишанька. – Вот с нас и начнут. А там вовсе резня приключится. Уберут, думаю, всех, начиная с царицы… может, младшенького оставят, чтобы оженить с кем-то.
Аглая икнула.
- А, еще там батюшка сказывал, что мертвое войско в озере оживает. Вот-вот оживет. И пойдет город грабить… но это уже не наша забота. К счастью.
Сердце кольнуло беспокойство.
- Нам же надобно собрать всех эти, простите боги, красавиц, изъять у них отраву и куда-нибудь запереть. Лучше в надежном месте…
- В старой части замка, - сказала Аглая и руку высвободила. – Она старая и…
…узкие ходы, толстые стены, которые не всякое заклятье пробьет. Да и сражаться в таких всяко сподручнее.
- Сойдет, - кивнул Мишанька и потер руки. Как ни странно, страха он не чувствовал, одно лишь предвкушение, будто… будто его, наконец, на войну взяли.
Всамделишнюю.
…где-то далеко ударил колокол. И отзываясь на голос его тревожный зазвенели прочие.
- Божечки мои… - Никанора поспешно отошла от окна. – Что случилось?
- Не знаю, - супруг её, ходивший в последние дни предовольным – это ж надо было такой-то удаче приключиться, чтоб дочь да в царевы невесты попала – нахмурился. – Собирайся.
- Куда?
- Откуда, - он прислушался. – Ишь, гудят… неладное будет. А коль неладное, то лучше в месте надежном перебыть.
Он развернул Никанору от окна, за которым все одно ничего-то, помимо птичьего двора не было. А куры копошились, не обращая внимания на гул колоколов. А те звенели, казалось, все громче, все тревожней.
И что брать?
Девок звать надобно, сундуки… полотна, наряды… и шкатулку не забыть. Рукоделие…
- Нет, - Фрол Матвеевич вернулся не один. – Сундуки пускай себе… идем.
- Куда «пускай»?! – прежде-то Никанора мужу не перечила, но тут вдруг обидно стало. Там ведь и серебро, и посуда, которую она вчера на ярмароке приглядела, и ткани тонкие, на приданое детское выбранные.
- Наживем, - он жену под локоток подхватил. – Успеть надобно, а с сундуками… как-нибудь да не разоримся.
Во дворе уже телега стояла, на которой сидели рядком какие-то бабы, девки…
