Подле стояли мужики, кто с топором, кто с мечом, а кто вовсе с дрекольем. Глядели хмуро, недоверчиво.
- До ярмароки пойдем, а там уже недалече, - сказал Фрол, и Матвей кивнул, соглашаясь. А после осенил себя знамением.
- Как-нибудь, авось и сладится…
Колокола гудели.
Тоненько, навзрыдно, плакала какая-то баба, и у Никаноры слезы к горлу подступили, но она сдержалась, позволила себя усадить меж двух девиц, одинаковых столь, что казались отражениями друг друга.
- Что тут вовсе…
- Не знаю, - Фрол покачал головой. – Но что бы ни случилось, а у ведьмы нам всяко поспокойнее будет… чай, не откажет.
И Никанора понадеялась, что не откажет.
Было… тревожно.
Кто-то свистнул, и лошаденка бодро приняла с места. Заскрипели колеса тележные, и плакавшая баба стихла. А одна из девиц пихнула Никанору локтем в бок и поинтересовалась:
- Будешь?
А после, ответа не дожидаясь, насыпала на юбки, крупных тыквенных семечек.
- Спасибо, - тихо сказала Никанора.
Стася…
Стася слышала, как меняется мир, будто треснула, хрустнула старая шкура, того и гляди поползет. Но ощущение это было где-то там, на периферии сознания.
- Он не человек, - сказала она царице, которая, кажется, и сама ощущала неладное, если никак не могла успокоиться. Она расхаживала по зале вдоль окон, за которыми собиралась тьма.
И вроде бы солнышкое еще высоко.
А тьма собиралась.
На небе.
Облаками.
Тучами. Густым дымным покровом. Опасностью, которая подбиралась.
- Я не знаю, кто он, но не человек. И он на других воздействует, - Стася говорила, цепляясь за слова, тогда как вся её суть требовала действия.
Ходил за царицею, ступая след в след, зверь её.
Бес сидел на постели.
И девочка, обнявши его, гладила уши. А Бес терпел.
…почему Антошки еще нет? За ним послали… не совсем за ним, но Стася почему-то была уверена, что Антошка не отдаст подопечных постороннему. И пусть сам он медлителен, но ведь все одно должен был бы прибыть.
- Боярыни будто паутиной покрыты, - сказала Стася.
- А я? – царица все-таки остановилась.
- На вас я ничего не вижу, но…
Зверь заворчал.
- Идем, - царица подняла полы тяжелого платья.
- Куда?
- К нему. Спросим. Я… устала прятаться. И гадать, когда же погибну… и если он здесь, то не сам явился. Кто-то его привел. Кто-то ведь привел…
Она подхватила юбки.
- Погодите, - Стася с трудом успевала за царицей. – Это не совсем разумно. Я не знаю, кто он и вообще. Он может оказаться сильной тварью. И что мы будем делать?
А то ведьма-то она ведьма, но какая-то дефективная.
- Тогда, - глаза царицы нехорошо блеснули. – Тогда и посмотрим… чему меня папенька научил.
И венец драгоценный вспыхнул вдруг белым пламенем.
А зверь зарычал.
И Бес зарычал. И…
…Никита никогда не мечтал о подвигах. Да и стоило ему переступить порог, как он тотчас пожалел о своей глупости. Иначе ведь, чем глупостью, его упрямое желание погибнуть не назовешь.
Надо было…
…спуститься.
Сбежать. Кликнуть стражу… вернуться… правда, он подозревал, что вернувшись, ничего-то не найдет, такого, что можно страже предъявить. Да и вовсе объявят умалишенным, запрут…
…но вот так.
- Человек, - тварь стояла над столом, из которого, пробивая столешницу, поднимались тончайшие трубки. Механизм, сотворенный из этих трубок, колб и огромного чана, прикрытого стеклянным куполом, походил на тот, виденный Никитой в лаборатории. Правда, нынешний был куда сложнее.
И…
…силой от него тянуло. Сила текла по сосудам, смешиваясь в крохотных колбачках, питая друг друга, меняясь и насыщая раствор. Медленно сжималось и разжималось подобие сердца, сделанное из кожаных мешков и опутанное медными струнами. Они-то и давили, и разжимались, и снова сжимались, толкая волшебную жидкость…
Куда?
- Что это? – от удивления Никита забыл, зачем пришел. Ненадолго. Правда, вспомнил, когда Амвросий Ульянович пошевелился. Тонкие пальцы его оттолкнулись от стола, оставив на этом столе вмятины.
А Никита…
…огненных мечей в лаборатории тоже не было. Оно и понятно. Чего им тут делать? Но хоть бы кочергу какую.
Кочерги тоже не наблюдалось.
- Любопытный человек, - Амвросий Ульянович разглядывал гостя без страха, с каким-то сугубо научным интересом, который заставлял Никиту подобраться.
И…
Черныша он на руки взял. А тот оскалился и зашипел.
- С-существо держ-ж-ши крепче, - лицо твари дрогнуло и показалось, что еще немного и выглянет из-под человеческого то самое, истинное, которое тварь прятала.
- Держу. Что это? И… кто ты есть?
- Арахнид, - Амвросий Ульянович склонил голову и изогнулся всем телом, а когда распрямился, Никита с трудом сдержал крик отвращения, ибо то, что предстало его глазам, не имело право существовать. – Не бойся, человек. Я тебя не убью. Еще рано.
- Спасибо. Вдохновляет.
- Пожалуйста.
Круглая голова, кожа с которой поползла, оплыла грязными складками, а в них открылись черные бусины глаз. Многих глаз. Одни были крупнее, а другие и вовсе походили на мелкие ягодки, прилипшие к серой коже.
Пасть расширилась.
И в ней шевелилось что-то черное, волосатое. Мог бы, Никита и сам зашипел бы. Но он заставил себя смотреть.
- Не боиш-шь-ся?
- Боюсь.
- Но не беж-ж-ишь-с.
- Да поздно уже бегать, - сказал Никита вполне искренне. – Но от объяснений не откажусь…
- Ты пришел с-сюда…
- Воевать. Да только воин из меня на редкость дерьмовый.
Признание далось легко, и Никита погладил шерсть кота.
- Люди нерациональны, - покачала головой тварь, и показалось, что голова эта вот-вот возьмет и перевернется вверх ногами. – Эмоциональны. Сильны. Сладки. Вкусные.
- Ты людоед?
- Я арахнид. Слышал?
- Нет.
- Вы утратили знания. Но пускай… мы живем на острове Ара, который благословен был хозяйкой всего сущего. Остров невелик. Еды мало. Нас… не все выживают. Мне повезло. Я нашел человека, которому был нужен. Я был мал и слаб. Теперь я велик и силен.
