- Очень за тебя рад.
Существо кивнуло. Кажется, сарказм был недоступен его восприятию.
- Там, на острове, есть источник, который дает нам жизнь. Сила позволяет яйцам развиваться. И на свет выходят новые арахниды. Редко кто из них доживает до смены луны, но в местах иных яйца замирают. Но я сумел. Я нашел их способ. Погляди, - он провел ладонью по запотевшему стеклу, стирая испарину, позволяя Никите заглянуть в глубины чана. Там медленно тяжко булькала темная жижа, в которой лежали белые куски… яйца.
Не камни.
Не куски глины. Яйца. Крупные, витые, с белоснежною кожурой, сквозь которую просматривалось нутро.
- В людях есть сила. Надо извлечь. Правильно. Твоей хватит, чтобы завершить цикл. И мои детеныши появятся на свет, - это арахнид произнес с гордостью.
А к горлу Никиты подступила тошнота.
- Ты… тебя привели сюда, верно?
Арахнид склонил голову на бок.
- Чтобы ты… что сделал? Отравил царицу? Царя?
- Всех, - согласился он.
- И ты так просто говоришь…
- Врать плохо, - нелюдь произнесла это крайне серьезно. – Неудобно. Тяжело. Человек предложил мне сделку. Я согласился. Человек научил быть как люди. Я учился. Человек кормил. Силой. Человек сказал, что делать. Я делал. Человек сказал, что я могу взять себе силу. Я брал.
- И убивал.
- Я арахнид.
- И меня убьешь?
Арахнид кивнул, правда, кивок вышел совсем уже нечеловеческим. А в следующее мгновенье он вскинул руки, и ладони его раскрылись, выпуская черные косматые когти, из-под которых в Никиту полетела струя жижи.
Зашипел кот.
Скатился с рук, чтобы с утробным воем броситься на тварь.
Та завизжала…
- Что здесь происходит, - ледяной голос остался неуслышан. Тварь каталась по полу, силясь отодрать вцепившегося в лицо Черныша, у неё вышло, и кот полетел через всю комнату, ударившись о стену.
И пискнул.
Тварь поднялась, правда, в следующее мгновенье к ней метнулась черная молния. И зверь, куда крупнее Черныша, вскарабкался на плечи, впился когтями, взвыл дурным голосом.
А Никита…
Жижа коснулась лишь щеки. Жижа… заставила оцепенеть. Лишила сил. И…
- Дышишь? – ведьма возникла перед глазами. – Ты… как?
- От…отрава, - выдавил Никита. – Его… в руках… жижа. Стреляет…
- Я спрашиваю…
Царица так и не уточнила, что именно она спрашивает. Не успела, ибо громко с рокотом заворчал зверь, и от голоса его задрожали стены.
- Сейчас… я не очень понимаю, как это вообще происходит, - ведьмины ладони легли на виски, и Никита почувствовал, как медленно наполняется чужою силой.
Прохладной, что вода в пруду.
- Стойте… - взвизгнул арахнид, отползая в угол. – Мы… мы… сделка!
- Урлак! – одернула царица зверя столь огромного, что походил он скорее на медведя, нежели на пса. – Говори. Кто ты?
- Арахнит…
- Человек-паук, мать его, - тихо произнесла ведьма, а Никита понял, что способен двигаться. Как… вот до стула он дойдет, но садится в присутствии царицы как-то… неловко. Поэтому он просто станет, на стул этот опершись.
И постоит немного.
Самую малость.
- Мы… уберите!
- Бес, - окликнула ведьма Анастасия. – Перестань жрать всякую гадость, еще отравишься…
Кот не оставил нелюдь, но уселся ей на грудь. А Никита… он осторожно отпустил стул. И сделал шаг. Потом еще один. И еще. Идти недалеко, до стены, возле которой свернулся крохотный черный клубок.
Живой.
Пока.
Но… его ведь швырнули. Ударили… удар был сильным. Вдруг да переломан позвоночник? Или… зверь магический. Дышит.
- Сделка… я могу быть полезен, госпожа… я умею делать яды… хорошие яды! Никто не поймет…
- Чего не поймет?
- Ничего, госпожа… я могу сделать яд, от которого человек просто уснет и не проснется. А могу такой, который вызовет болезнь, долгую, мучительную. И ни один целитель не справится с ней.
Он попытался изогнуться, подняться, но и кот, и зверь заворчали.
- А могу такой, что вызовет безумие…
- Безумие, - задумчиво произнесла государыня. – Ты ведь делал такой, верно? Безумие мага – опасная вещь… прежде всего для близких этого мага.
- Государыня…
- Болезнь, перед которой бессильны целители… и тихая смерть. И безумие вот, - губы царицы растянулись в улыбке. – Ты ведь давно здесь, в городе… кто тебя привел?
- Человек.
- Имя…
- Госпожа, но…
- Имя, - на ладонях царицы вспыхнуло белое пламя. – Ну же, ты ведь не хочешь, чтобы я сделала больно…
- Не ему, - Никита поднял хрупкое тельце.
Черныш дышал.
Тяжело, но дышал. И… и будь с Никитой его прежняя сила, он бы справился… а теперь? Теперь он чувствовал чужую боль, но ничего не мог с ней поделать. Разве что прижать котенка к груди. Если сила есть… если…
- Я… связан клятвой, госпожа, - тихо произнес арахнид, не спуская с царицы взгляда. И мелкие его глаза моргали, шевелились ресницы, и то, темное, во рту. – Я… не такой, как вы, люди. Но я лишь делал яды. Использовали их подобные тебе.
- Зато он убивал, чтобы вырастить потомство, - Никита придерживал тельце ладонью, и то почти не шевелилось.
Ведьма!
Ведьма знает, что делать… и он поковылял к ней, но ведьма лишь тихонько вздохнула и отвернулась. И… и значит, звереныш умрет? Этот смешной маленький звереныш, который забирался в постель к Никите и просто лежал рядом? Иногда рокотал, когда на душе совсем погано становилось.
Или еще спал на груди, совершенно невесомый.
Иногда ныл, капризничал, выводя рулады мерзковатым голосом, но после успокаивался. А теперь вот… он пришел помочь Никите, а теперь…
- У кошки девять жизней, - сказала ведьма в сторону. – И если найти кого-то… но я чувствую, что бесполезно.
Нет.
Никита… он хороший целитель. Был. И остался. И сила… сила внутри. Всего-то надо, что дотянуться, позвать. Это ведь его, Никиты, сила…
- Убивал. Других. Такова моя суть. Я могу убивать тех, кто нужен госпоже. Кто плохо говорит о ней. Кто плохо думает, кто…
- Там его потомство, - Никита указал на чан. – И над ним он трясется…
Он не успел договорить, и огненный шар сорвался с ладони, чтобы разбиться о стекло, растечься по нему белой пленкой жара, от которого стекло вскипело.
