- Веди, - сказал Норвуд и вновь волком обернулся. Да и прочие.
Ежи подумалось, что если верхами сесть, то… с другой стороны, волкодлаки неправильно понять могут, все ж не кони, если подумать.
- А с этим что? – Радожский, воровато оглянувшись, пнул толстяка в бок. – И девиц…
- Этого свяжи, - Ежи подошел к девушке, что застыла над котлом в неестественной позе. На запрокинутой шее выделились жилы. Глаза её тоже были раскрыты, а в них виделась пустота. В неё-то Ежи и заглянул.
Заглянув, кивнул.
И сказал:
- А они… я не уверен, что их можно вернуть. Выпили до капли, но… уйти не уйдут, а место тут тихое.
Относительно.
Пара мертвецов несколько портила общую благостность, но тут уж ничего не попишешь.
Мужичка перевернули на живот, стянули руки и ноги, сунули в рот мятую тряпку. Мелькнула мысль, что, коль ему горло перехватить, то всяко надежнее будет. Он ведь что? Мерзотный человечишко, от которого миру пользы никакой, вред один. А Ежи силы пригодятся.
В человеческой жертве сил много.
И он, испугавшись этой вот мысли, спрятал руки за спину. Отвернулся.
- Ты чего? – Радожский оказался рядом.
- Ничего… просто… если вдруг меня потянет убивать, то не медли, добре?
- Постараюсь, - кивнул князь с полной серьезностью. – Но ты уж тоже постарайся, а то ведьма проклянет…
- Сперва проклянет, потом отойдет. Она отходчивая. И хорошая, - Ежи понял, что улыбается. Вот тут, на залитой кровью поляне, под невидящими взглядами несостоявшихся жертв. – Ты уж её побереги, ладно?
- Сам побережешь, как закончится.
- Я не знаю, как снять твое проклятье, - признался Ежи. Почему-то показалось важным сказать о том именно сейчас. – Я пытался понять… но все одно не знаю!
- Ничего.
- Поэтому… вы должны пожениться и…
- Помолчи уже, на сваху ты ни хрена не похож, - князь хлопнул Ежи по спине. – Идем, а то вона, зашевелились…
Аграфена Марьяновна жевала сушеное мясо. Как сушеное… скорее уж усохшееся до состояния подошвы, но зато щедро сдобренное травами. Язык пекло, рот наполнялся слюной, а в голове вот бродило… всякое.
- Колокола бьют, - сказала Анна Иогановна, становясь рядом. – Как-то… муторно все.
- А супруг твой где?
- Вестимо где, еще утром к государю отбыл…
Аграфена Марьяновна кивнула и вновь взор свой затуманенный обратила на город. Впрочем, города, даже отсюдова, с балкончика резного, весьма Аграфене Марьяновне полюбившегося, видно не было. Так, терем соседский, стоявший в отдалении, и с другой стороны тоже терем.
Суета какая-то.
- Вели ворота замкнуть, - сказала она.
- Уже, - отмахнулась Анна Иогановна и принюхалась. – Мясо-то откудова?
- Стешка принесла.
- А еще есть?
- Спросить надобно.
- Спроси… все одно муторно, будто небо грязным стало.
- Есть такое, - согласилась Аграфена Марьяновна и рукой живот накрыла. – И эта вон… неспокойная, вся извертелася. Видать, нервическою будет…
Анна Иогановна свой живот потрогала. В ней никто-то не вертелся, не толкался, да и вовсе не ощущала она в себе того самого, что заставляло супруга переживать, а дворню носиться вокруг, будто бы была Анна Иогановна хрупким сосудом.
Ну… носятся и пускай себе.
- Еще велела заклятья поднять. Наши все-то дома, а чужих… мало ли, - призналась она матушке и прибрала с тарелочки тонкий лепесток мяса, засунула за щеку и зажмурилась от удовольствия. – Но все одно…
Аграфена Марьяновна вздохнула.
- Ехать надобно.
- Куда?
- К храму, но… одна поеду.
- Не хватало!
- Ты непраздна.
- Ты тоже, - возразила Анна Иогановна и руку о руку потерла, отчего ладони брызнули золотой искрой. – Да и… мне надо.
Сказано это было прежалобно.
- Только, боюсь, как бы не запротивились…
Все ж люди при доме были, барону преданные. Еще решат, будто Анне блажится, а не по надобности она едет.
- А мы тишком, - Аграфена Марьяновна мясо сгребла. До храма-то, ежели напрямки, недалече, но все одно, вдруг да проголодаются.
И даже не в голоде дело, но… сил у нее не было расстаться с этою дубовою сладкою и горькою одновременно говядиной.
- Тогда да, - согласилась Анна Иогановна.
Так и пошли.
К калиточке, которую после того случая велено было запирать на замок, но ключи у Анны имелись, даром она что ли хозяйкою? Вот замок и открыли.
Выскользнули на уличку.
Огляделися.
И поспешили. Рядочком. Анна взяла матушку под руку, отчего ей стало спокойно, как когда-то давным-давно, в детстве, когда она с матушкой на луг ходила, цветочки рвать.
…молодило, оно для суставов хорошо, ежели с барсучьим жиром мешать да костреца добавить. А вот нивяник, цвет девичий, его пьют, когда девица в пору входит, чтоб росла и по-женски у нее тоже всего прибывало. Коль пить, тогда и детки будут здоровые, и ей легко носить их будет.
Вспомнился тихий матушкин голос.
И солнце.
И счастье…
…грязь. Будто пылью город накрыло, и хотелось смахнуть эту самую пыль, отереть лицо, руки, сменить одежу.
- Потом, - строго сказала матушка и нахмурилась, отчего Анне сделалось немного совестно, что отвлекает она. – Скорее надо.
И матушка, подхвативши юбки, поспешила.
На ярмарочную площадь, на которой кипела людская толпа.
- А я вам говорю, ведьмы виновные! – драл горло с бочки лысый мужик в кафтане, на голое тело надетом. – Они-то государя-батюшку одурманили, царицу извели, и весь царский род…
Аграфена Марьяновна сплюнула и потянула заслушавшуюся было дочь за собой.
Надо было…
Сквозь людей пришлось проталкиваться.
- …и продадут всех честных людей свеям! Вона, им ныне все-то позволено, моя своячница самолично видала, как свей на берегу паренька насильничал!
Что за…
Храм высился безмолвною серой громадиной.
И на ступенях его собралось изрядно людей. Кто-то молился, кто-то плакал, пусть и не ведая причины, но чуя, что все-то неладно. Кто-то…
- И боги услышат… - донесся сверху дребезжащий голос жреца. – Все беды нынешние от неверия…
- Идиот, - пробормотала Аграфена Марьяновна, вытаскивая кусочек мяса, в который вцепилась зубами.
