- Мряу! – возмущенно ответил Бес. Мол, за кого его, приличного кота, принимают? Коты, конечно, не собаки, но все одно своих не бросят. Он первым скользнул обратно и замер перед дверью.
Вот…
А открыть её как?
Стены гладкие. Ни рычагов тебе, ни кнопок, ни указателей.
- Могли бы и инструкцию оставить, - проворчала Стася, ощупывая саму дверь. – Да чтоб ты сгинула…
…сгинула.
Не сразу.
- Стало быть, ты? – голос царицы звенел от напряжения.
- Я, - отозвался другой, Стасе незнакомый. Но вот коту этот голос определенно не понравился. Бес выгнул спину и зашипел совершенно по-змеиному.
- Хорошо, - сказала царица.
- Что ж хорошего?
- Мне было бы сложно убить кого-то другого… и обидно. А ты никогда-то не скрывала своей ненависти. Я только не могу понять, чем её заслужила.
- Думаешь, стану объясняться?
- Надеюсь. Раз уж пришла убивать, то имею я право…
…а дверь истончалась.
Медленно.
Незаметно даже. Сперва посветлела, побледнела по краям, а там и центр повис, будто в тумане.
- Право… боюсь…
Дверь сделалась вовсе туманом, и Стася шагнула сквозь него. Туман облепил лицо, затянул глаза, закрыл рот, и Стася почти захлебнулась им, утративши способность и видет, и слышать. А когда сумела-таки стряхнуть туман, то услыхала протяжный рык.
И крик.
Голос, что перекрыл и то, и другое.
Она увидала женщину в темных одеждах. Женщина эта была худа и нехороша собой. Черты бледного лица её исказились, рот широко распахнулся, выпуская темный дым, и дым этот заполонял покои. Все, к чему прикоснулся он, обращалось пеплом.
Тленом.
Дым подползал.
- Назад! – Стася успела подскочить к царице, которая явно вознамерилась дым спалить. Вот только белое пламя её увязло в дыму.
Погасло.
- Ты…
- Назад! – Стася скривилась, ибо руки царицы вспыхнули, обжигая пальцы. Но разжимать их Стася не стала, потянула за собой.
А женщина…
Женщина выпрямилась. Вытянулась. Запрокинула голову так, что шея её выгнулась дугой. Изо рта продолжал валить дым, а вот сам рот почернел, как и лицо, на котором проступали язвы.
- Она… она…
- Себя убивает, - Стася почесала руку. – Проклятье! Давай же!
Сила откликнулась.
Сила… просто откликнулась. Ни света, ни тьмы, ни огня. Но дым, серыми змеями подползавший к ним, остановился. И змеи поднялись, зашипели, раздувая полупрозрачные капюшоны. А Стасю замутило, но она заставила себя смотреть.
И двинула невидимую стену вперед.
Не стену.
Дым явно опасен, и если позволить ему растечься по дворцу, беды не миновать. Стало быть… не стена, а… купол? Нет, лучше шар, а то вдруг дым сквозь пол просочится.
Прозрачный стеклянный шар.
Сперва большой, но… что там по физике про газы говорили? Объем шара уменьшить… вот так. И еще меньше. И… спустя четверть часа, а может и больше – Стасе и вовсе все вечностью показалось – на полу лежал стеклянный шар, величиною с кочан капусты. Шар был прозрачным, и сквозь стенки его видно было, как внутри шевелятся серые змеи.
- Это… - царица не рискнула приблизится.
К шару.
А вот к телу женщины, что вытянулась на драгоценных коврах, она подошла.
- Это…
- Будем считать, что космическую чуму мы пленили, - проворчала Стася, без сил опускаясь на лавку. Руки дрожали. И в голове билась нехорошая такая мыслишка, что, если бы у нее не получилась, то умерла бы не только царица.
Что и сама Стася далеко не бессмертная.
Что…
- Это надо куда-нибудь спрятать. В такое… надежное место. Я просто не уверена, что магия эта развеется… со временем должна, но когда? Период полураспада стронция – двадцать девять лет.
- Что?
- Да так… не берите в голову, вспомнилось к слову… в общем, спрятать.
- Спрячем.
- А… это кто? – поинтересовалась Стася, указав на тело, которое совершенно вот не пугало.
- Боярыня Селезнева, если по мужу…
- Ни о чем не говорит.
Царица улыбнулась, но как-то так…
- В девичестве она была Кошкина… славный некогда род, сильный. Её в государыни прочили, но… кого только не прочили. Не сложилось.
- Стало быть, затаила обиду?
- Не знаю… - царица обошла тело. – Когда в храме огласили о… нашем замужестве… она попросила встречи. И…
- И?
- Умоляла меня отступиться. Будто меня кто-то спрашивал, хочу ли я в царицы… на коленях валялась…
- А вы?
- А что я? Я сказала, что, будь моя воля, я бы иного мужа выбрала. Но все мы не властны, ибо есть старшие родичи и… - царица махнула рукой. – Она уехала из Китежа. Поговаривали, что в монастырь, но правда ли – не знаю… а вернулась уже пару лет после. И такой вот.
- Такой?
- Злой очень. Она ведь красивая была. Краше меня. Белолица. Румяна. Брови соболиные, волос тяжелый. Ей многие завидовали. А вернулась бледная, сухая вся, будто после болезни. Так и говорила всем, что болела. Да… только злой стала очень.
Злой женщина не выглядела. Скорее уж смерть разгладила черты лица её, и на губах появилась улыбка, совершенно безумная, счастливая.
Не соответствующая моменту.
- Поговаривали, что самолично девок порет, порой до смерти… но правда или нет… её мне было велено в ближний круг взять.
- Велено?
- Все непросто, - царица слабо усмехнулась. – Ежели бы отказала, супруг бы её обиделся крепко, потому как вышел бы родовой чести урон. Да и я ощущала себя виноватой.
- Почему?
- Не знаю. Может, потому, что, пусть и шла за нелюбимного, а все одно сумела быть счастливой. Она же… супруг её известен был жестким нравом. И детьми их боги не наградили… но убивать… ладно, меня… меня она, может, и ненавидела, однако… остальных зачем?
- Из ненависти? – предположила Стася.
- Из ненависти, но… тогда ненависти не было. Или… была? Выходит, что я ничего-то не знаю… И… все ж, это не она удумала. Она, пусть и ненавидела меня, но одной ненависти для смуты не достаточно.
И Стася, подумав, согласилась, что так оно и есть.
Ненависть – это, конечно, много, но для большого бунта еще и деньги нужны… додумать она не успела, поскольку и стены, и пол, и все-то вокруг вдруг вспыхнуло, словно она, Стася, оказалась в центре огромного костра.