- Чегой это он?
Сполз по стеночке еще один боярин, за горло хватаясь.
И…
- Стоять! – рявкнул Свят, и меч поднял. – Никто никуда не уйдет, пока я не получу объяснений.
Бояре зароптали.
Кто-то попятился.
Но снизу уже доносился грохот: стража спешила в царские покои. И Баська лишь надеялась, что спешила помогать… впрочем, помогать тоже можно по-всякому.
- Кто попытается скрыться, будет признан смутьяном, - завершил Елисей и потянул Баську за собой. – Что касается невест, то я не слышал, чтобы с ними что-то да приключилось. Однако возьму на себя труд немедля в том убедится.
- Стоять! - крикнули уже из толпы, и голос этот был звонким.
Не мужским.
Бояре расступились, пропуская кого-то… а кого – не поймешь. То ли мужик худой да лядащий, то ли девка, мужское платье прибравшая. И дрожь пробрала всех-то. У Баськи самой вона прямо руки похолодели. И ноги. И сердце заухало громно и страшно.
- Что ж… так даже лучше будет… - пришлый таки бабой оказался. Тонкою, звонкою, страшною, то ли сама по себе, то ли от того, что прям чернота во внутрях этой бабы копошилась. Этакой-то жути Баська не видывало.
А баба подошла.
И бояре расступались перед нею, что перед хозяйкою. А она-то и держалась по-хозяйски. Ишь ты… и главное, заговорила. А голос медовый, сладенький.
- Что ж ты, царевич, на слуг своих говоришь дурное? Не видишь разве, что беспокойство их мучит, за детей своих, за дочек родимых, которые ведьминым произволом того и гляди сгинут?
И голос этот такой, что слухать его и слухать.
Вона, царевич, прямо заслухался…
И второй.
И Маланька рот приоткрыла, но тут же закрыла, нахмурилась этак, недобро. А после подвинулась бочком и как дала этой вот, говорливой, да в глаз.
- Ишь ты, - сказала Маланька. – Вздумала чужих женихов морочить!
Та-то только и бухнулась на пол.
Рука-то у Маланьки крепкая… ну а как девка бухнулась, то бояре и загомонили вновь, головами закрутили, словно и не люди, но гусаки на батюшкином подворье. И гогочут тоже громко.
- Что… - Елисей моргнул.
- Ведьма, - сказала Маланька и пнула девицу эту, которая, может, девицей не была, кто их, треклятущих разберет, небось, приличная бы девка в мужское рядиться не стала. – Сильная. Заморочить хотела.
- А… - только и протянул Елисей. А после к боярам повернулся и, потерши руки, поинтересовался: - Что делать-то станем, смутьяны?
- Так…
Стоявшие первыми бояре попятились, а те, что сзаду, наоборот, вперед поперли.
- Может, их просто… того? – мрачно поинтересовался Свят, меч свой оглаживая. А Баська подумала, что ежели и того, то…
- Не на матушкиной же половине, - это Елисей произнес с укоризною. – А то еще изгваздаем все ненароком…
Бояре поспешили отступить.
А вот ведьма.
Она вдруг встала на карачки и оскалилась злобно. Лицо её сделалось страшно, еще страшнее чем было, хотя Баська еще недавно поклясться могла, что страшнее некуда.
- Вы… поплатитесь! Госпожа идет… госпожа…
Ведьма закашлялась, будто подавилась, а после из горла её кровь хлынула. И черная такая. Подумалось, что-таки изгваздали покои царицыны.
Небось, не обрадуется.
Вот Баська точно не обрадовалась бы, когда б гости, в дом званые, в оном доме принялись беспорядки учинять. Озлится… и вспоминать станет. Маланька тоже о том подумала и погрустнела. Это ж Баська еще согласия своего не дала, а Маланька, стало быть, в невестах.
Ей со свекровью спорить негоже.
Пока думала, Свят взял да и тюкнул мечом по голове ведьмы, легонько так, чтоб до смерти не зашибить.
- Это вообще кто такая? – поинтересовался Елисей.
- Так… охранительница, стало быть, Димитриевой… служка верная… - поспешил выслужиться кто-то из боярского племени. – Ещё ейною матушкой ставлена была… с нею две… охранительницы.
- Ведьмы, - буркнула Маланька, глядя на девку с величайшим неодобрением.
Оно и понятно.
Маланька, почитай, просватана, а тут является какая-то, простите боги, охранительница и жениху законному, сапогом добытому, голову морочит.
- И ведьмы…
- Две, стало быть, - Елисей вперился взглядом в бояр. – И где они?
Бояре загалдели, один другого перекрикивая, да только оно без толку…
- Матушку искать надобно, - сказал тихо Свят.
И Баська поежилась.
…для кого она, может, и матушка, а вот для Баська – царица, которая, глядишь, и свекровью станет. Ежель, конечно, случится такому и…
- И отца тоже не мешало бы, - Елисей обвел бояр взглядом. – Только… сперва с ними надобно.
Он хлопнул в ладоши и воцарилась тишина.
- А не пойти ли вам… - ласково произнес Елисей. – В место иное… не в коридорах же беседы беседовать.
Они и пошли. Вот взяли и пошли, да ровненько, рядочками, один другого придерживая, и Баська, вцепившись в рукав царевичев – боязно ей было, чего уж тут, - только и думала, что будет, ежели вдруг бояре идти передумают.
И куда идут.
И…
…скрипнула каменная дверца в стене, пропуская человечка неказистого, что перед царевичем склонился и после что-то да быстро зашептал. А подле бояр, что стояли ровнехонько, прямо, стража появилась.
Рынды в белых своих кафтанах.
…и… и стало быть, все-то уже? Отвоевалися?
Мишанька успел добежать.
И девки за ним.
Он чуял, как стремительно тает оболочка, как шевелится, набирая силу, чужая волшба, как… и все-таки успел. И запыхался, прижался к стене.
- Дуры вы, - только и сумел произнести.
- Мишанька?
Аглая объявилась, как обычно, невовремя… и ладно, ныне-то он не после клуба, пьян да весел, да пропахший чужими духами, еще как-то, помнится, с помадой явился… дурак бестолковый. Но лучше с помадой, чем вот с этим вот, которое сидит в кулаке.
- Что…
- Можешь их разморочить? – спросил Мишанька.
Аглая нахмурилась.
И рученьку подняла, а следом за рукою этой потянулась, полетела сила незримая, от которой у Мишаньки по спине мурашки поползли. И накрыла волною девок, что подступали к Мишаньке с видом пренедобрым.
Подумалось, что побили б.
Если поймали, точно… и маменька сказывала, что боярыни должны быть тихими да пригожими, скромными, милыми… посмотрела бы она. Нет, коль Мишанька живым останется, точно один жить будет. Никаких больше женитьб, любовей и вообще…
