Стася почувствовала, как её наполняет и переполняет сила, и что силы этой, горячей, солнечной, словно собранной с раскаленных камней, столько, что она, Стася, способна совершить, если не чудо, то почти.
И совершить захотелось.
А потому она собрала силу, всю, которая была, и пожелала:
- Пусть все будет хорошо, - а потом подумала и уточнила. – У всех…
Потом подумала и еще уточнила:
- У Зорянки… пусть она вернется. И зверь снова станет человеком, если это возможно. Или покой обретет. Пусть проклятье исчезнет, а Радожский женится на той, которую любит. Пусть… царица тоже будет счастлива. И Баська с Маланькой найдут женихов, только хороших. Пусть…
О ногу потерлось что-то теплое.
И котики.
Как она могла про котиков забыть? Пусть… пусть котики найдут себе хозяев. Или хозяева котиков? Главное, чтобы взаимно.
Силы было много.
А потом она взяла и закончилась, что было несколько обидно, но Стася обиду пережила. Она моргнула, приходя в себя. И огляделась.
Палаты царские нисколько не переменились. Вот сидит в резном креслице царица, откинувшись на спинку, глаза закрыв. Сидит и улыбается мечтательно. Вот улыбается зверь, растянувшийся перед креслом. Вот лежит у ног царицы тело женщины, которая тоже улыбается. Вот…
Беззвучно отворилась дверь, впуская еще одну гостью.
Не одну.
Просто держались они так, что вторая казалась тенью первой. И почему-то подумалось, что это неспроста. Да и сами гостьи не производили впечатление людей, явившихся с миром.
- Ведьма, - сказала первая, переступив порог. Вот что Стасю удивило, так не смуглое лицо с нехарактерно восточными чертами, не волос темный, остриженный коротко, но мужской наряд вошедшей. И подумалось, что, верно, Стася совсем уже освоилась в этом мире, если чужое платье вызывает раздражение.
- Ведьма, - согласилась Стася, разглядывая женщину.
Не молода.
Не стара.
Такая вот… никакая. И черты лица острые резкие, а вот поди ж ты, складываются будто в маску. Заурчал Бес, и женщина положила руку на пояс. На поясе, что характерно, нашлось место ножнам, из которых выглядывали черные рукояти, и свернутому в круг хлысту.
- Уходи, ведьма, - сказала женщина, буравя Стасю взглядом. – Это не твоя война.
- А чья?
- Тех, кто дал слово и не сдержал его.
- Плохо, - Стася гладила Беса и думала, что уйти-то следует, что эта вот, да и вторая, они медлить не станут. И клинки у них, и плети, и еще какая-то дрянь, которая ощущалась этаким клубком тьмы.
Женщина склонила голову.
- Моя госпожа не желает лишних жертв.
- Думаете?
- Она возьмет лишь то, что принадлежит по праву ей и детям её.
- А государыню…
- Она лишняя.
- И царевичи?
- Не все, - поморщилась охотница. – Но так должно. Уходи, ведьма.
- Извините, - Стася поднялась. – Я не могу. Так уж получилось… я против крови.
- Что ж, - гостья удивленной не выглядела.
И вскинула руку.
Стася и руку эту видела, тонкую да гибкую, словно лоза, и пальцы, что раскрылись, выпуская черноту. И…
- Спасибо, - она раскрыла ладони, выставив их, будто бы уперлись они в незримую стену. – Но нет… обойдусь.
И чернота разбилась, потекла по этой стене.
Деготь?
Похоже.
Прежде чем Стася сумела сообразить, на что, собственно говоря, оно похоже, в стену полетел нож, брошенный второй девицей, что выступила из тени, но отражением первой быть не перестала. Разве что к разговорам она вовсе предрасположена не было.
Клинок…
Увяз в стене.
- Ведьма, - сказали обе охотницы как-то вот… неодобрительно. А Стася плечами пожала: мол, и вправду ведьма. Но что уж тут поделаешь.
Не повезло.
- Госпожа все одно сильнее…
- Уррм, - заворчал Бес, прижимаясь к полу.
Стена выдержала и удар хлыста, который, кажется был зачарован, если выбил искры. Странно это все. Но Стася старалась не думать о странностях, сосредоточившись на этой вот созданной стене, которая, может, и являлась плодом её, Стасиного, воображения, но зато работающим.
А значит…
- Отдай, - девица зашипела и выгнула спину.
Неестественно так выгнула, будто в спине этой костей вовсе не было. Руки её удлинились, шея… шея тоже удлилинась, а вот голова осталась прежней.
- Мерзость какая, - сказала Стася Бесу, и тот заурчал, соглашаясь, что мерзость и есть, а после прыжком вскочил на колени спящей царицы и, безо всякого пиетета впился зубами в руку.
И тут же перекатился, полоснул когтями по морде Зверя, и его пробуждая. Зверь взвыл. Царица охнула.
Села.
Оглянулась и… к чести её сразу сообразила, что происходит что-то не то.
Вскакивать не стала, но лишь пальцами щелкнула, и в тварь полетели огненные шары, от которых та, впрочем, увернулась с изрядной ловкостью. Конечности существа удлинились, локти и колени вывернулись в обратную сторону, а на пальцах появились весьма острого вида когти.
- Уррм-ряу! – воинственно возопил Бес, который к этаким метаморфозам привычен не был.
- Мряу, - передразнила его тварь и меленько захихикала. – Мои будете… все мои будете… сладенькие, тепленькие… уж я-то кровушки напьюсь… пойдут клочки да по закоулочкам.
Зверь вскочил и рев его, отраженный стенами залы, заставил эти стены задрожать. Впрочем, тварь не испугалась. Голос её становился то выше и громче, отчего стеклышки в окнах дребезжать начинали, то падал почти до шепота.
В стену впился еще один клинок.
А Стася подумала, что стоять-то можно долго, но что-то подсказывало, что идея эта не из лучших. Надо… надо что-то сделать. А что?
- Мру-а-яу! – Бес спрыгнул с кресла.
А царица постаралась попасть в тварь очередным шаром, но та просто перекувыркнулась в воздухе, чтобы в следующее мгновенье взлететь по стене к самому потолку.
Удар хлыста выбил искры.
И Стася почувствовала, что еще немного и стена рассыплется. Кажется, не одной ей такая мысль в голову пришла, если охотница оскалилась, а тварь залопотала:
- Кровушка-кровушка, потечет красная, потечет сладкая… да на земь. Смертушка идет…
Она оторвала руку от стены и щелкнула когтями. Звук вышел премерзейшим. На него-то царица вновь огнем отозвалась.
- Смирись, - сказала та, другая, что еще оставалась человеком. – Прими свою судьбу. Всем легче станет.
