- Молодец.
- Она вон до сих пор в беспамятстве, - Мишанька подбородок потер, с удовольствием осознавши, что тот колюч и эта колючесть, некогда безмерно злившая, ныне едва ли не в восторг приводит. – Только пузыри пускает… а девки отошли. С большего.
Батюшка голову склонил.
И подал руку, позволяя помочь с коня слезти.
Громыхала гроза. Пока еще где-то там, на берегу, но того и гляди донесется, долетит и до царева терема.
- Еще их убивать приходили…
- Кто?
- Да так… людишки престранные. Я их того… - Мишанька кулак почесал. – Зашиб маленько…
- Не всех?
- Неа, целитель тутошний… который тамошний… ну, нездешний…
Отец вздохнул преукоризненно.
- Да это у меня от радости! Короче, целитель, который Дурбин, царицею присланный, сказал, что жить будут, никуда-то не денутся. Мне, правда, мыслится, что им это не в радость, но пусть уж князь поспрошает…
- Поспрошает, - согласился отец и вдруг обнял.
Взял и обнял.
Так, что ажно кости затрещали. И остатки сарафану, который и без того утратил всякую пригожесть, съехали, оставивши Мишаньку в виде совершенно недопустимом. Только… почему-то плевать было на вид этакий. И… вообще.
- Там… - голос вдруг сел. - Медведева люди… которые убивать приходили… они, стало быть?
- И они тоже, - раздалось сзади. – Что ж, вижу, с сыном помирился?
Государь, освобожденный от доспеху, гляделся усталым, но был жив и цел, и это радовало, ибо, конечно, наследники у него имеются, но… молоды еще.
Мишанька головой тряхнул. Мысли какие-то… не те. Взрослые, что ли? Думские. А ему в думу рано, он только жить, почитай, начал!
- Идемте, - велел государь, и мысли не возникло, чтоб протестовать.
Пошли.
В коридору знакомую, которая светиться перестала, а после и дальше, то ли тайною тропою, то ли просто в стародавние времена все коридоры строили узкими да неудобными. Вышли-то и вовсе, не то в палаты, не то в лес. Мишанька прямо и застыл, глядя на этакое диво: выходили из пола белокаменного дерева, вот прямо продолжением пола этого, только дальше уж мраморные стволы живыми становились, а ветви растопыренные, упираясь в потолок, поднимали его высоко-высоко, а там вовсе заслоняли густою живою листвой.
- Это… - батюшка тоже удивился, вон, голову задрал, силясь понять, так ли оно все, как видится.
- Ведьма, - сказал государь, рукой махнувши. – Учинила уж… будет диво, только надобно еще стены порасширить…
Куда уж шире-то?
Зала вона, вовсе необъятною казалась. А главное, что, прислушайся, и будто птички щебечут, ветерок весенний… и вправду диво-дивное, о котором не в каждой сказке скажут.
- Медведевых под стражу всех, - государь опустился то ли на корчагу какую, то ли на скамью мраморную, которой корчага прикинулась, а может, и на то, и на другое разом. – И Димитриевых, коль живы остались… старшую особенно. Тех, кто им пособлял, тоже…
- Стало быть, они?
- Кабы они одни… тут и Куницыны замарались, пусть ныне и божаться, что не желали дурного, да… Вышнята вон голову сложил, сказывают. Многое сказывают…
- Князь твой…
- Мой князь, мой… тяжко ему тоже. Она всех-то заморочила, проклятая царевна… только и она всего не ведала. А может, ведала, но не верила… было у моего прадеда две жены. Одна – дочь царя водяного, другая – боярская, которую он не любил, но и не обижал. Сердцу не прикажешь, а… политическая надобность – мерзкая вещь. Садитесь.
- Мишанька…
- Пускай… тут уж тайны нет, многие заговорят, так пусть лучше говорят правду. От старшей жены сын родился, и вторая порадовала, сразу двумя и дочкой-красавицей. Да… сперва-то думал мой предок, что земли разделит меж наследниками честно, а после понял, что не усидят они, примутся друг с дружкою воевать за стол да за богатства. И то… в одном-то царстве жить сподручнее, и нехорошо это, когда земли собранные распадаются. Тогда-то и решил оставить царство старшему сыну, а младших, чтоб не обидеть, посадил столоваться по городам крепким. Решил, что довольно с них будет…
Тихо.
Листочки звенят. А птички… откуда в царевых палатах птицам взяться-то?
- И сперва-то было так, как должно, только показалось обидным братьям, что нелюдь да венец примерит. Может, матушка их, которая еще жива была, нашептала, может, князья-родичи… но посоветовали старшего изжить, чтоб уж самим царствовать.
Вздохнул батюшка, на Мишаньку покосился и губы поджал. Оно-то… верно, выглядит Мишанька в исподней бабской рубахе, которую ободрал, ибо мешала крепко, престранно. Ноги голые торчат, плечо в ворот высовывется, и вовсе на люди в виде этаком срамно казаться. А он перед царем.
Только тот будто и не замечает.
- …вот и случилось братьям кубки поднять. Выпить за здравие царя нового… выпить и… не тому яду бояться, кто из мертвого родника пил, и уж точно не тому, кто из живого омывался. Вот и вышло, что… вода, она вода и есть, а уж какой станет, так…
Мишанька подол потянул, колени прикрывая.
…а ведь мог бы приодеться… вона, хотя бы с кого из побитых снять… а он воевать… в сарафане… магу и в сарафане-то воюется… а после… как-то не до того стало.
- Отошли они, сперва один, а после другой… и царица следом, не перенеся горя. Что до царевны… не хотел её обижать, да только… неспокойное было время. Земли под рукой отцовой собранные, еще помнили, каково это, вольными жить. И князья шептались, на царевну поглядывая, мол, когда б вот жениться на ней, тогда б и дети царской крови были. Сам понимаешь, неможно было этого допустить. С другой стороны, союзники надобны были, с третьей… в общем, как-то оно так и вышло, может, не по-человечески, зато малой кровью, ибо смута многих забрала бы.
Царь вздохнул.
- Кто ж знал… старые рода тем и опасны, что хранят знание, которое порой… вот и царица сумела дочь кой-чему научить. А уж та… год за годом ненависть пестовать, вот и выпестовала. Сумела… кого из старых родов извела, кого под себя подмяла, кого заморочила… вона, того же Соболева. И теперь поди-ка, разберись, кто и вправду виноватый, а кто по дури влез.
- Соболев…
- Морок на нем хитрый, тонкий… такой, коль не искать, то и не заметишь.
- И…
- Боярыня его поедет в монастырь, на покаяние.
Батюшка кивнул.
- А вот Димитриевы сами влезли… тоже обида старая, моим отцом учиненная, покою не давала. Да и… решили, будто их сил довольно. Вот и пользовалась проклятая, что ими, что прочими, добрую паутину сплела, крепкую… чудом уцелели, не иначе.
И пот со лба отер.
- Тамановых под корень надобно, - сказал отец.
