- Она спит, - сказал Дурбин. – А когда проснется, есть захочет. Она не любит теплое молоко, особенно с пенкой. А вот мед любит.
- Без тебя разберемся, - проворчала боярыня и, вдруг разом подобревши, сказала. – Идите уж… ишь… ведьмы… сраму на вас нет.
Нет.
Наверное.
Но на узкой галерее, что вилась по-над замковой стеной, было пусто. И лишь ветер норовил пробраться под старую крышу, принося с собой мокрые капли. А они оседали на лице, словно слезы. И Никита вытирал, вытирал, а потом взял и поцеловал ведьму.
От нее и вправду пахло травами.
И еще водой. Грозой. Землей. Зачарованным лесом…
- Извини, - сказал он.
- Боишься? – Аглая нахмурилась.
- Тебя? Ничуть…
- Я ведь… и вправду ведьма. Слышал, что говорят?
- Пускай себе…
Она улыбнулась. И потянулась навстречу. Обняла, прижалась, застыла… вздохнула тихо:
- Давай уедем?
- В Канопень?
- Почему нет? Красивый город… у меня… Мишанька сказал, что мне положены какие-то деньги… по договору… при разводе. Оказывается, там про развод тоже писалось. Я не знаю, много или нет, но… может, хватит на дом?
Никита нахмурился: вот не хватало еще у неё деньги на дом брать.
- Хватит, - сказал он. – На твой дом.
- А…
- А я свой построю. И будет у нас два дома.
…когда? Дом – не корова, на него так легко не заработаешь, а на царскую благодарность рассчитывать смешно. И врать он ради этой благодарности не станет. Нет его заслуги в том, что все… исправилось? Верное слово. Удачное.
- Хорошо, - тихо выдохнула Аглая. – Нам ведь… спешить не надо, да?
- Да.
- Я ведьма… а ведьмам больше позволено. Но слухи пойдут все равно. Наверное, даже если ничего не делать, они пойдут, и… и как мы будем жить?
- Хорошо, - сказал Никита. – В любви и согласии. Сто лет. А потом еще столько же… и у меня будет своя лечебница. Когда-нибудь. Такая, чтобы любой человек прийти мог. Ведьмина помощь не лишнею станет. Если захочешь. А нет… займешься тем, что по душе.
И говорить было легко.
Он верил каждому слову, а потом загадал, что если вот сейчас случится что-то…
…небо расколола молния. Можно ли было считать это знаком?
Глава 71 Где речь идет о тайнах прошлого и некоторых обстоятельствах нынешнего
…существует древняя легенда, что, если женщину не обижать, то она и не обидится.
Из кабацкой беседы о преданьях старины глубокой.
Радожский вырядился в черное.
Хороший цвет. Ему к лицу. И лицо это одухотворенное до крайности. Так прямо рука зачесалась затрещину отвесить, чтоб градус одухотворенности уменьшился слегка.
- Уезжаешь? – поинтересовалась Стася мрачно.
- Увы, это… единственный выход, - князь поклонился.
- А как же… расследование?
…оно ж только началось. Недели еще не прошло с того самого, несостоявшегося царского пира.
- Что там расследовать, - махнул Радожский рукой. – Димитриев рассказал, что знал, другие тоже. Все-то понятно… странный заговор. Обиженных.
Он все-таки присел.
- И главное, каждый в нем мнил себя самым обиженным. Проклятая царевна всех собрала, столкнула лбами… если бы получилось, не стало бы Беловодья.
Город жил.
Стася точно знала. Она уже дважды выбиралась, желая убедиться, что все именно так, как и прежде. Убедилась. Кипела ярмарка, что жизнью, что слухами. Скользили корабли по глади озерной, будто бы и не отступала она. Плясал дрессированный медведь под скоморошью дудку.
Разве что храм преобразился, да и то Стася, сколь ни силилась, так и не поняла, в чем дело.
- Димитриева-младшая вчера отошла, а матушка её еще тогда. Слишком уж с темною силой связаны они были, вот, как заклятье рухнуло, так по ним и ударило. Примороченных будут лечить, кого можно… если нет, то по монастырям отправят. Тех, кто клятву добровольно принес, казнят… да им все одно. Димитриевы как пали, так и клятва сработала, там казнь – это даже милосердно.
Стасю передернуло.
Все-таки не настолько она к местным реалиям адаптироваться, чтобы вот так все воспринимать.
- По мелочам же найдется кому вытянуть…
- А ты уедешь.
Мрачный. Хмурится. Сопит. И главное, обижен. Он ведь добровольно Китеж покидает, может, даже поперек царского слова. Подвиг еще один совершить собирается.
Самоотречения.
А Стася не ценит.
И Ежи не ценит. Стоит. Руки на груди сложил. Взглядом мрачным буравит.
- Жениться я на тебе не стану, - сказал Радожский и голову еще выше задрал. – Это… это, может, от проклятья и избавит, да…
- А Горыню бросишь?
- Горыню? Ну… тут… думаешь, ей легче будет, если вот так, без благословения? – вскинулся князь. – И дети незаконнорожденные? Да еще и проклятые, как… или ты придумал, ведьмак, как от этого избавиться?
Сказал и руку поднял.
Ежи понурился.
Он думал.
Книги вон все перебрал, те, что нашел, да только…
- Если ты уедешь, то проклятье не отступит. Сначала тебя сожрет. Потом её…
- Её – вряд ли. Я у Верховной спрашивал, говорит, что ведьму сложно проклясть. Что-то там… вроде как сам мир бережет. Так что… от моего отъезда вам ущерба не будет.
- Погодите вы, - Стася присела, и на колени тотчас взобрался Бес.
…ведьмы письмо прислали, просят дозволить им котиков приобрести. То есть, взять на содержание, ежели на то Стасина воля будет.
Можно подумать, Стася что-то решает.
Пусть приходят. Авось, кому из кошачьей братии и глянутся.
- Ты говорил, - она указала на Ежи. – Что там буква и суть различались, верно?
- Верно.
- Что буква говорила о заключении брака, так?
- Так.
- А по сути он желал чего? Единения родов, так?
- Так… ему необходимо было получить доступ к силе Радожских, которые несут в своей крови каплю истинного огня, того, которого от птицы, фениксом именуемой, достается…
- Хорошо, - Стася поднялась и подошла к князю. – Но ведь… единение это – это же не только через брак можно!
- Что?
- Брак – проще всего, но… дай-ка сюда, - она сама вытащила клинок из ножен и ткнула в протянутую ей руку.
