И еще потребовала ведьм к порядку призвать.
Только как призовешь-то?
Но… ежель сказать, что богиня благословила… богиня-то, чай, знает, чего делает. И раз благословила, то так тому и быть.
- Выбрать тебя все одно не выберут, тут бояться нечего, - поспешил князь успокоить сына. – Просто… постарайся вести себя так, чтоб…
- Прилично?
- Прилично.
- Постараюсь, - пообещал Мишанька, но как-то не от души, что ли. И папенька, сие почуявши, кулак поднял, к носу поднес.
- Не погляжу, что баба, выдеру так, седмицу сидеть не сможешь.
Мишанька кивнул, показывая, что понял. И поерзал. Пожаловался:
- Девки тут… злые. Обзываются. И еще… одной вон вчера порошку какого-то подсыпали в платье, от которого коростой покрылась. А другую и вовсе прокляли. И никто-то вроде не знает, как оно.
- Так понятно же ж, - пожал плечами папенька. – Тут ведь смотрины, всем охота в царицы… ну, почти всем. Ты только в эти свары бабские не лезь. С тебя и тех проклятиев, которые сейчас, хватит.
Потер подбородок.
- И… приглядывайся.
- К кому?
- Да ко всем… помни, что Гурцеевы всегда государю служили верно.
- Тут?
- А хоть бы и тут! Что тебе не по нраву? Все, как хотел, в тиши да благости! Небось, не граница, а терем царский… на пуховых перинах почиваешь, с серебра ешь. Вокруг девки пригожие.
- Но есть нюанс, - пробормотал Мишанька.
- Чего?
- Ничего, батюшка… а к чему глядеться-то?
Если служба, то… то можно представить, что он, Мишанька, тут не по собственной глупости, а по высочайшему повелению. Оно-то если с одной стороны, разница невелика, а вот если с другой, то на душе как-то полегче становится.
- А ко всему глядись. Не нравится мне это дело. Много их собралось в одном-то месте. Те, что простые, небось, мешаться не будут. Кто поумнее, тот понимает, что в царицах им делать нечего. А кто поглупее… все одно не углядишь. Бабья дурь уж больно непредсказуема.
- Медведевы? – догадался Мишанька.
- И они тоже. Уж больно Медведев осмелел, будто бы уже его красавицу на царствие повенчали. Соболев тот помалкивает, но смотрит хитро. Димитриев жрецов дюжину привез, собирается с челобитною, чтоб храм в городе дозволили поставить.
- А какое это имеет отношение…
- Бестолочь ты, Мишанька, - батюшка отвесил затрещину, но легкую, любя. И Мишанька возражать даже не стал, хотя в прежние-то времена эти от затрещины обижали его несказанно. – Все-то ныне имеет значение. Опять заговорил, что, мол, надобно международные связи крепить. И не лишь бы с кем, но с ахейцами, дескать, у них род благословенный, древности немалой. И царство обширное. Да только умалчивает, что в царстве этом давно уж неспокойно. И ежели ахеянку цесаревич в жены возьмет, то с нею и беды немалые…
- Елисей ведь понимает.
- Понимает. Все-то они и всё понимают, да только… ты он тоже все понимал, жену выбираючи. А в итоге что?
Мишанька понурился. Но тут же себя одернул. Это не он виноват, а ведьма, которая сперва в доверие втерлась, а потом…
- То-то и оно… Димитриев гостей, докладывали, принимать изволил. Все больше купеческого толку, но и бояре иные были, которые тоже согласные, что с ахейцами дружить надобно. Все им чужие богатства покою не дают. Не понимают, что этих богатств там уж не осталась, пыль одна. Но поют ахейцы красиво. Да и… жена Димитриева и вправду не из простых, вовсе не ему в жены сватали, да потом… вышло нехорошо. С нашими-то боярынями у ней особой дружбы не сложилось, и никто-то сказать не способный, чего она умеет, чему обучена, и чему дочь научила. Так что… гляди хорошо, Мишанька. Авось, и не зря все…
- Так… - Мишанька голову склонил, признавая батюшкину правоту. – А невеста-то…
- Елисею решать. Оно бы проще было бы, когда б по материному слову, но тут уж как вышло, так вышло…
- Ага…
К себе в покои Мишанька возвращался задуменным.
Вот оно как… сложно все.
Нет уж. Ежели получится у Мишаньки собою оборотиться, он в жизни больше не женится. Ну его. Холостым оно как-то безопаснее.
Глава 38 Где царевич старательно блюдет честь родовую и с невестами знакомится
…легче всего девичью стать сохранить в памяти.
Из высказывания боярыни Семухиной, матери семнадцати детей.
Старший царевич, прячась в тени галереи с мрачным видом разглядывал девиц, которые старательно водили хоровод. Второй уж час водили, оглашенные. И еще столько же водить будут. Елисею, говоря по правде, становилось слегка не по себе от этакой девичьей целеустремленности. И вот не отпускало чувство, что нынешние смотрины – это совсем не для Елисея. Точнее смотреть будет не он.
- Боишься? – младший братец по-родственному ткнул кулаком в бок.
- Разумно опасаюсь.
Девицы затянули песню. Новую. Печальную. И не устали же…
- И правильно. Маменька сказывала давече, что Медведевы ей шубой одарились из черного соболя.
- А такой бывает?
- Выходит, что бывает.
- Надо же… и чего хотят?
- Что по-матерински посоветовала обратить внимание на Медведеву… а от Соболевых посуда парпоровая прибыла, целый ящик.
- Тоже за совет?
- А то…
- Стало быть, будет советовать, - Елисей потер зудящую щеку. Матушка всегда-то серьезно относилась к невысказанным своим обещаниям.
- Держись, - Святогор хлопнул по плечу со всей дури, и Елисей согнулся, ибо силы у младшенького было немеряно.
- Не дури, - буркнул цесаревич, плечо потирая.
- Не дурю… а хочешь, сблизу поглядим?
- Хоровод? – ныне аккурат вела Медведева, которая была всем хороша, куда как лучше, чем парсуна, с неё малеванная.
Отливали золотом волосы.
Сверкали камни драгоценные на убранстве, летело тончайшее полотно девичьего платка… и чудесна была картина. Слишком уж. И верно, оттого эта чудесность заставляла Елисея чувствовать себя… неуверенно.
Именно.
И это чувство, которого он и в прошлым годе не испытывал, когда ходил к Перевалу да воевал диких турок, раздражало несказанно.
- Я тайный ход знаю в сад маменькин.
- Кто его не знает.
- Так… идем!
- На кой? Они все тут…
- Дурак ты, - радостно сказал Святогор, и хотел было затрещину по прежней своей привычке отвесить, да Елисей увернулся. – Тут одни боярские дочки, да еще Сварожина, которую приняли, потому как со Сварожиным никому-то ссориться неохота. Но и идет вона, последнею, сразу за гречанкой… а прочие где?
