Я дернулась и провалилась в поток нескончаемой боли и ужаса.
Вокруг было темно. Хотела громко кричать, но какая-то толстая макаронина в горле мешала делать это в полную силу. В результате из меня выходили только жалкие стоны и хрипы.
Зато теперь я чётко слышала голос мамы – и это единственное, что придавало мне силы не рыдать от боли – не хочу, чтобы мамочка мучилась, видя мои страдания.
Я сжимала зубы и выла больше внутри, чем снаружи.
Постепенно пелена перед глазами посветлела, а потом совсем пропала. Теперь я видела маму, уже вполне сносно могла моргнуть в ответ на её вопросы:
– Ты меня узнаешь? Ты папу узнаешь?
Да, он тоже был здесь. Приходил, приносил маме еду, сидел со мной рядом часами, крепко держа за руку.
Постепенно из обрывков их разговоров передо мной складывалась картинка произошедшего.
В машину, где мы ехали, на большой скорости врезался грузовик. Водитель погиб на месте. Правда, я не понимала, какой из водителей. А спросить не могла – почему-то мой рот не слушался и издавал непонятные стоны вместо слов.
Я же осталась сильно покалеченной. Меня ввели в искусственную кому. Провели несколько операций. Но теперь, судя по всему, я иду на поправку.
Родители всё чаще улыбались при разговоре со мной. Мечтали, как заберут меня домой.
Вскоре папа уехал, он, вроде бы нашёл новую работу, и ему пришлось срочно возвращаться.
Мама осталась со мной. Заботилась, читала мне вслух, фактически жила в больнице. Начала заниматься со мной специальной гимнастикой, стараясь помочь быстрее заговорить.
И я усердно трудилась по несколько раз в день, чтобы сделать самое главное – спросить: где же Руслан и что с ним?
___
Больничное утро выдалось свежим – на ночь не закрыли окно. Я даже немного замерзла. Настроение сегодня было просто замечательное. Солнце заливало палату, и я чувствовала, что непременно должно произойти что-то очень хорошее!
Мама принесла завтрак. Покормила меня. Доктор, пришедший на осмотр, что-то тихо сказал маме, и они вышли в коридор.
Я представляла, каких бешенных денег стоит моё пребывание в больничке. Возможно, именно поэтому папа нашел другую работу.
Но пока я ничем не могла им помочь. Даже те деньги, что дал мне от Руслан, остались в нашем арендованном домике. И не исключено, что кто-то их уже присвоил себе. Но я не сомневалась, что как только выкарабкаюсь, тут же отдам все долги, пусть и придётся работать на износ. И в случае инвалидности все равно найду работу. В современном мире с новейшими технологиями это не проблема! Даже есть некий плюс – на обычную работу от звонка до звонка не возьмут, так что открывается необыкновенный простор для творчества: хочешь пиши, хочет программируй, хочешь картины рисуй.
Я посмотрела на дверь. Сквозь матовое стекло было видно, что в коридоре какая-то суета.
Дверь в палату приоткрылась, и я услышала отдаленный знакомый мужской голос. Сердце бешено застучало, может, это Руслан?
Я даже чуть приподняла голову, чтобы лучше видеть. Дверь распахнулась, и в ней появился улыбающийся до ушей Андрей.
Смешанные чувства благодарности и стыда за свой внешний вид разрывали мне душу. Я не могла произнести ни слова и только тихо заплакала.
– Ну-ну. Не стоит. Не плачь. Все самое ужасное позади… – проговорил Андрей нарочито весело и громко. Он подошел ко мне и вытер ладонью слезы. Сел рядом. Мама стояла в дверях, заламывая руки, в итоге не выдержала и в слезах вышла в коридор.
Я снова попыталась сказать. Хотя бы произнести Его имя. Если родители могли не понять о ком я говорю, то уж Андрей-то точно должен догадаться обо всем по моим глазам.
– М-М – промычала я.
Наморщила лоб и ещё раз чётко и отрывисто промычала два слога: «у-а».
Он понял. Я увидела страх в его глазах. Понял, но ни сказал ничего! Абсолютно ровным счетом ничего.
– Танечка, милая, не переживай ты так. Тебе нужен уход и покой. Как только ты сможешь хорошо сидеть, мы перевезем тебя в Россию. Пока врачи не рекомендуют транспортировку. Но, уверен, если ты постараешься, то совсем скоро встанешь на ноги и будешь бегать лучше, чем раньше!
«Постараешься?» Постараюсь что? Жить? А зачем мне жить без Него? Зачем?
Я отвернулась от Андрея. Сердце сковала невыносимая. Но что-то было не так. Что-то важное я забыла и никак не могла вспомнить.
Я снова посмотрела на Андрея. Его сочувствие и жалость ко мне выводили из себя. Кажется, он ещё и жениться на мне вздумает, тем более путь теперь, я так понимаю, свободен. Да и кому, кроме него, я такая буду нужна? Но нет, это всё не то… Было ещё что-то!..
И тут я вспомнила: проклятье!
Ведь Рус говорил, что я умру быстрее, чем он. И вот я – жива! И судя по всему это реальность, а не сон.
Я хотела ущипнуть себя для проверки, но не получалось. Андрей заметил мое движение и улыбнулся:
– Ты не спишь. Ты жива!
«А он? А он?» – хотелось кричать мне, но понимала, что никто не ответит, пока есть опасность того, что я могу послать лечение к чертям и захочу оставить этот мир в покое.
Черная волна ненависти к врачам, к Андрею, и даже к родителям, окутала меня.
Зачем надо было меня спасать? Вы поинтересовались, хочу ли я всю жизнь прожить инвалидом, без любимого человека? Быть обузой для родных? Никогда не выйти замуж, не родить детей, не быть счастливой?
Вы меня спросили?!
Я разревелась и, отвернувшись, закрыла глаза.
Глава 42. Пусто без тебя
Одна и та же мысль вертелась по кругу: «Я не хочу жить без него». Лежу, смотрю на белый потолок. Там тишина и пустота, такая же, как в моей душе. Всё. Дальше жизни нет. Зачем? Без него я никто.
Не хочу никого видеть и ни с кем разговаривать. Ведь потом, когда я выберусь отсюда, надо будет что-то делать, кому-то что-то объяснять, Боже, как всё это тяжело.
Хочется спать. Но только так, чтобы уснуть навсегда. Я закрываю глаза и пытаюсь представить его лицо. Но не вижу. Будто и не знала его, будто не видела никогда. Пытаюсь. Вспоминаю отдельно нос, лоб, глаза, уши. Его запах. Короткие волосы. Сильные руки. Пальцы в царапинах и мозолях. Крепкие плечи. Живот. Постепенно начинает всплывать то, как он смеется, ест, как засыпает рядом. Дергается во сне. Это так чудесно. Как бы хотелось, чтобы всё это повторилось. Пусть будет свободным, пусть будет ярким, но только живым. Если вдруг, каким-то чудом, он выживет, я никогда и никуда его не отпущу. Привяжу к себе и буду таскать за собой. Знаю, да, это не реально, не исправить свободолюбивого волка, не привязать. Ну, пусть он придумает какое-то хобби попроще. Без риска для жизни. Пусть сочиняет музыку, читает книжки, путешествует, только не рискует больше своей жизнью. Никогда не рискует… И живет.
