На второй этаж мы поднимаемся вместе, и только сейчас меня накрывает волной страха. Я ведь даже не знаю, что скажу. И, возможно, если бы не Илья, я бы развернулась. Сбежать бы не сбежала, но дала бы себе время собраться с мыслями.
Мы заходим в вип-комнату, и я сразу же вижу его. Как и он меня.
Мое сердце бьется как оглашенное. Я понимаю, что адски скучала. Мне не хватало его слишком ярких, как небо, глаз, его сексуальной щетины и путаницы в волосах. Его рук с красивыми длинными пальцами. Глядя на него, я теперь точно знаю, что люблю его. Люблю его смех, его кривоватую улыбку. Люблю его всего от макушки до кончиков пальцев на ногах.
- Максим? – мой голос меня не слушается, но это не мешает всем посмотреть в мою сторону.
И только сейчас я замечаю, что улыбка любимого человека слишком цинична, глаза бегло окидывают меня равнодушным взглядом, потом перемещаются на Захарова и снова ко мне. И я вижу, что Головин сделал свои выводы.
А еще он пьян и на коленях у него сидит какая-то крашеная дрянь в слишком короткой юбке, с сиськами четвертого размера и губами, смахивающими на вареники. Это не Светлова, и мне бы радоваться, но вместо этого я чувствую, как по позвоночнику бежит неприятный холодок.
- Даша? – Головин не скрывает своего призрения. – Блядь, я забыл про тебя. У меня тут вариант поинтересней нарисовался.
Его руки сжимаю бедра полностью сделанной блондинки, и единственное, что я чувствую, как мне не хватает воздуха.
- Максим, - выдыхаю я, и больше ничего не могу произнести, потому что Головин целует вареники блондинки.
Боль в груди. Она не резкая, но такая сильная, что я забываю зачем я здесь. Боль и дрожь по всему телу.
- Ты обиделась что ли? – спрашивает Макс, оторвавшись от губ своей пассии. – Да хорош что ли. Вон Илюха будет рад провести с тобой время. Или Матвей. Да, дружан?
Головин кивает головой в сторону, и я, проследив за движением его головы, натыкаюсь на непроницаемый взгляд Соколова. Меня трясет так, что я закусываю губу, чтобы не заплакать.
- Матвей, успокой девушку. Тем более она тебе нравится.
Я смотрю на Соколова, а он на меня. Хотя нет, не только он. Все смотрят на меня. И это так унизительно. Мне бы уйти, но я не могу пошевелить даже пальцем, не то чтобы телом.
На лице Матвея растягивается довольная улыбка, и он поворачивается к Максу.
- Ты серьезно?
- Конечно. Я же вижу, как ты на нее смотришь. Но если не понравится, ко мне никаких претензий.
Матвей встает и идет к Головину со счастливой ухмылкой. Он крепко жмет руку Максиму:
- Спасибо, братан. Это лучший подарок от тебя.
- Да не за что. Пользуйся на здоровье.
Максим не смотрит на меня. Он снова увлечен варениками. А я не могу поверить в то, что он сказал. Его слова причиняют боль, которая разрывает меня на части. И если бы не Матвей, который берет меня за руку, я бы упала прямо тут.
- Не трогай меня, - шиплю Соколову.
Я не могу поверить, что эти гребаные мажоры снова сделали из меня эстафетную палочку.
Где я сделала что-то не так?
В чем моя ошибка?
В том, что я впервые в жизни влюбилась?
- Не тупи, - шепчет в ответ Соколов, - сваливай отсюда, пока он не испортил все окончательно.
Окончательно? То есть это еще не все?
Матвей тянет меня за руку, и я даже не чувствую, как иду за ним. Хочу обернуться и понимаю, что не могу. Я больше не контролирую себя. Потому что меня больше нет. Головин размазал меня по стенке, как букашку.
А я, кажется, несколько минут назад чуть не призналась ему в любви. В любви, которая ему не нужна. Ни я, ни моя любовь. И я не знаю, как я с этим буду жить дальше.
Глава 7
Максим
Я выжимаю из своего джипа все, что могу. Скорость запредельная и я не вижу ни светофоров, ни знаков. А еще я пьян. И молюсь. Наверное, впервые в жизни. Молюсь, чтобы Соколов оказался настоящим другом и не воспользовался моим предложением. Предложением, которое я сделал по-пьяни и от жгучей ревности. Сука, рев-но-сти! Блядь, я ведь раньше даже не знал, что это такое. Но все это херня, если я не успею. Я очень надеюсь, что Соколов отвезет Дашу домой, поэтому мчусь к нему, чтобы убедиться, что его еще нет дома, и он не сделал того, о чем я буду жалеть всю свою жизнь.
Соколов был моим другом. И он всегда был на моей стороне. Но я видел его довольный оскал, когда он благодарил меня за возможность быть с Дашей. И сейчас, единственное, чего я желал, так того, чтобы мне показался его энтузиазм в отношении этой девушки. Иначе я не выживу.
Но, похоже, у меня началась черная полоса.
Машина Соколова стоит во дворе, а в его квартире горит свет. И это может означать только одно – он привез Дашу к себе. К себе, мать твою. Если бы это было не так, и он бы решил отвезти Дашу домой, то еще не успел бы вернуться. Я в этом уверен, как в своих пяти пальцах на правой руке. Но он это не сделал. Даша сейчас у него. И я знаю, каким может быть Матвей, если захочет затащить девушку в свою постель. А он захочет, потому что я сам дал ему зеленый свет. И это пиздец.
Я сижу в машине и смотрю на окно Соколова, где он уже стопудово включил свое обаяние, и если Даша ему еще не сдалась, то это лишь вопрос времени.
Я выскакиваю из машины и бегу в сторону подъезда. Соколов не мажор и снимает квартиру в обычной многоэтажке. Приличной, но обычной. И, несмотря, на приличность, домофон здесь не работает, и я в считанные минуты оказываюсь на его этаже. Мне плевать, что он сейчас подумает, но я не должен допустить, чтобы Даша оказалась с Матвеем в одной кровати.
А судя по ее глазам и боли, которую она не смогла скрыть, она вряд ли что-то сейчас осознает и все, что бы она сейчас ни сделала, будет моей виной. Я заношу руку, чтобы нажать на звонок, но моя рука замирает в паре миллиметров от двери, потому что я отчетливо слышу стоны. Твою, мать стоны, которые доносятся из-за картонной входной двери Соколова.
Это удар в солнечное сплетение, а потом выстрел в голову. Я просто отхожу и сажусь на ступеньки прямо напротив квартиры Матвея. Я уже ничего не слышу, перед глазами темнота, и я не понимаю, как я мог просрать самое лучшее, что было в моей жизни.
После нашего разговора по душам с Дашей я решил дать ей время. На стенку лез, но терпел и не беспокоил ее. В универе она не появлялась, и я сума сходил от неизвестности, пока не увидел ее на дне рождения у Насти Яроцкой.
Она пришла позже остальных, и я, как только увидел ее, понял, что у меня все эти дни жизнь была в черно-белых тонах. Но как только увидел ее, жизнь заиграла всеми цветами радуги. Она была другая, с новой прической, с румянцем на щеках, и еще красивее, чем раньше. Я не только скучал, но еще и хотел ее. Такую изящную, нежную и сексуальную. И я был готов утащить ее куда подальше, но правила приличия и ее сдержанность не позволяли мне сделать это.
