– Но наш план развертывания армии предусматривает переброску третьей армии на Фракийское направление, – возразил Георги Вазов, – а иначе мы не сумеем упредить развертывание турецкой армии, в своем потенциале имеющей значительное численное превосходство.
– Скажите, Георгий Минчевич, – с легкой усмешкой спросил оберст Слон, – а участие двух русских армий в боях на вашей стороне ваш план предусматривает? А всеобщее восстание армян на Южном Кавказе, наступление русских армий на Кавказском фронте в направлении Сирии и Месопотамии и полное удаление турецкого флота из вод Черного моря? Теперь, когда султан дал России повод вмешаться в эту войну всей своей мощью, численное превосходство уже давно не на турецкой стороне.
– И это только начало, – веско добавил царь Михаил, – едва турки придут в себя от ударов со стороны Российской империи, сразу же воспоследуют действия со стороны Италии: блокада королевским флотом Дарданелл с полным прерыванием турецкого судоходства в Средиземном море, а также высадка десантов в Триполитании и Киренаике. Государство дядюшки моей супруги Виктора-Эммануила опоздало к колониальному разделу мира, и теперь изо всех сил будет стремиться восполнить это упущение, до костей обглодав труп «больного человека Европы». Так что давайте не будем суетиться, и перед тем, как заняться Турцией, устраним непосредственную угрозу с тыла, тем более что первая и вторая армии, выдвинутые на рубежи с Фракией и Македонией, вполне справляются с задачей уберечь территорию Болгарии от внезапного вторжения турецких башибузуков.
– О да, – сказал Георгий Вазов, – что есть, то есть. Перекрестный пулеметный огонь из хорошо оборудованных траншей на фракийской равнине творит чудеса. Но одной обороной войны не выигрываются, тем более что турки опять взялись за свой старый обычай истреблять подвластное им христианское население Фракии и Македонии. Дымы пожарищ поднимаются над болгарскими селами, христианская кровь рекой течет на пересохшую землю.
Царь Михаил сказал:
– В любом случае, по вашим же планам переход в наступление должен был начаться не раньше, чем через пятнадцать-двадцать от начала мобилизации, когда существующие соединения будут пополнены до полного штата, а также закончится формирование четырех дополнительных дивизий. Пока с того дня, как все началось, минуло только пять дней, и как бы нам ни хотелось поскорее войти и освободить наш страдающий народ, неподготовленное наступление может закончится катастрофой. Расчистить сухопутный путь снабжения через румынскую территорию для нас сейчас гораздо важнее. А с защитой болгарского населения на турецкой территории пока сносно справляются четы македоно-одринской организации, которым мы загодя перебросили достаточное количество самого современного оружия, чтобы они с легкостью могли отгонять от болгарских поселений подразделения регулярной турецкой армии. А еще я надеюсь, что присутствующий здесь же господин Малинов выполнил мое распоряжение по оборудованию мест временного размещения для людей, которые из-за боев будут вынуждены покинуть свои дома.
– О да, – ответил главный болгарский демократ, – такие лагеря, пригодные для временного размещения людей, приготовлены. Но что нам делать, если война затянется, наступит зима, и жить в палатках будет уже невозможно?
– К зиме мы должны построить для людей постоянные места размещения, – ответил царь Михаил. – Ведь даже если в силу перевеса сил война окажется скоротечна как удар молнии, многие дома беженцев могут быть разрушены и сожжены, из-за чего просто некуда будет возвращаться. И не спорьте со мной: мы сделаем все именно так, и никак иначе.
Болгарский И.О. премьера и вправду хотел что-то возразить, но осекся, едва успев открыть рот. Брат русской императрицы имел такой вид, что у прожженного демократа сердце уходило в пятки. В гневе царь Михаил был воистину страшен, и в такие моменты на ум профессиональному демократу сразу приходили бесконечные колонны каторжников, бредущих по колено в снегу во глубину сибирских руд.
– И вот еще что, – ледяным голосом добавил новый болгарский монарх, – касаемо вашего предшественника на посту премьер-министра господина Добри Петкова, попавшегося на краже денег из фондов помощи беженцам – я приказал провести в его отношении полное расследование. И если с ним все так плохо, как пишут в газетах, то этого национал-либерального господина вместе со всеми его пособниками публично живьем прокрутят через мясорубку, а фарш скормят собакам. Не для того болгарский народ сделал меня своим царем, чтобы я попускал подобные вещи. Каждый должен понять, что воровать у слабых и убогих – совершенно немыслимое дело, а воровство у государства неизбежно приводит к летальному исходу. Надеюсь, вы меня хорошо поняли, господин Малинов? А если поняли, то идите и не грешите. Если сделаете все как надо, то войдете в историю во вполне положительном ключе – как премьер-министр, в правление которого Болгария обрела истинную территориальную целостность и достигла невиданного процветания. И вы тоже ступайте, Георгий Минчевич, все изменения в диспозиции я вам изложил, теперь ваше дело – довести их до исполнения…
Когда премьер-министр и военный министр вышли, Елена Сербская вздохнула и произнесла:
– Мой дорогой, тебе не кажется, что ты готовишься поступить слишком жестоко с этим господином Петковым? Нельзя ли как-нибудь помягче, ведь верные слуги престола имеют право на некоторое снисхождение к своим слабостям…
– Помягче нельзя, – покачал головой Михаил, – и это первый урок, который нам с Ольгой преподали Павел Павлович и Александр Владимирович. Когда вокруг монарха создается атмосфера вседозволенности, а личности, облеченные его доверием, уверены в своей безнаказанности, что бы они ни натворили, начинает складываться ситуация, в будущем чреватая революциями и всяческими неустройствами. На самом деле в такой жесткости заключается истинный гуманизм. Если тех, кто грешил по мелочи, можно одернуть и на первый раз простить, то чудовищ, способных обкрадывать беженцев, вдов и сирот – то есть людей, по определению обездоленных – следует казнить прилюдно, чтобы и другим было неповадно. Не могут они быть верными слугами престола, ни в каком виде. И чем выше положение такого деятеля, тем свирепее и показательнее должна быть его казнь. Народ должен видеть, что монарх как неподкупный судия стоит на страже его интересов, и с тех, кому много было дано, спрашивает такой же широкой мерой…
– Джорджи, – вздохнула Елена, обращаясь к брату, – так скажи же ты ему…
– Так ты и в самом деле готов приказать провернуть этого несчастного через мясорубку? – пряча улыбку, спросил королевич Георгий. – Не слишком ли это будет, так сказать, «по-турецки»? Быть может, тебе стоит подвергнуть этого типа банальной гражданской казни, лишить прав состояния и всего прочего, а потом банально повесить на древе, будто какого-нибудь Иуду?
– Именно это я и собирался сделать, честное слово, – сказал Михаил, – а про мясорубку сказал только образно, ради красного словца и из озорства, чтобы посмотреть, как красиво пугается этот закоренелый демократ Малинов. Но теперь мне пришла в голову мысль и в самом деле приговорить этого жулика от политики к такой ужасной казни, и лишь в самый последний момент в качестве милости заменить ее на повешенье.
