– Напротив, мы с Дарьей Михайловной абсолютно серьезны, – сказал канцлер. – На самом деле причина, по которой кайзер так стремительно собрался в Россию, далека от проявления мазохистских и суицидальных наклонностей. Очевидно, кайзеру Вильгельму и его ближайшему окружению, в котором пока еще есть умные люди, стал очевиден тот факт, что нынешняя политическая конфигурация в Европе неизбежно грозит Германии полным разгромом – если не после «первого листопада», так после трех-четырех лет затяжной войны на истощение. Февральская революция в России была явлением случайным, по большей части спровоцированным безалаберной политикой вашего брата, а вот случившиеся полутора годами позднее события в Германии произошли вполне закономерно…
– Погодите, Павел Павлович, – сказала Ольга, – насколько я помню, германский генштаб и его гений фельдмаршал Шлиффен рассчитывают на то, что грядущая война будет стремительной, в духе короля Фридриха Великого и этого вашего, как его там, Гитлера. При таких планах грядущий крах Германии как раз таки не очевиден. Месяц войны на Западном фронте…
– И последующая затяжная война неограниченной длительности против России, – сказала своей подруге-императрице Дарья Одинцова. – Наши умники из СИБ аккуратно слили своим немецким коллегам некоторые моменты из нашей Великой Отечественной Войны. Да и готовимся мы напоказ все к тому же – не к стремительным операциям, которые в два хода выведут нас в дамки, а к ожесточенной многолетней бойне на естественных оборонительных рубежах…
– Второй Рейх фатально зависит от импорта продовольствия и кайзер Вильгельм об этом знает, – сказал канцлер Одинцов. – В отличие от некоторых политиканов, он действительно думает об интересах того народа, который дан ему в кормление. Там, в нашей истории, после того как на сторону Антанты перешли Италия и Румыния, Второй рейх оказался в блокаде, вызвавшей в нем состояние перманентного управляемого голода. И это при том, что в Австро-Венгрии голод был неуправляемым, ибо там не предпринимались меры по беспощадному нормированию всего и вся. Здесь, у нас, контуры будущего блокадного кольца вокруг Центральных держав видны уже сейчас. Румыния сокрушена, Италия изначально находится на нашей стороне, а снабжать Германию продовольствием через страны Скандинавии не дадут англичане, которые сразу могут установить лимиты морской блокады: чего и сколько Швеция и Норвегия могут ввести для собственных нужд, и ни граммом больше. Там, в нашем прошлом, союзные соглашения в Антанте были составлены так, что Британия соблазняла немцев вступить в войну при том, что она сама оставалась бы нейтральной. И только нарушение германской армией нейтралитета Бельгии расставило все точки над «и». Здесь, у нас, благодаря вашему старому учителю, конфигурация будущей схватки настолько вульгарно недвусмысленна, что вашему дядюшке сразу стала очевидна глубина той задницы, в которую он может попасть, если продолжит прежнюю политику…
Императрица с недоумением произнесла:
– Так я не поняла: настаивая именно на таком тексте Брестских соглашений, вы имели в виду максимально быстрый разгром Германии или возможность вовсе избежать войны, заранее лишив противника уверенности в своих силах? И зачем же нам тогда готовиться к затяжной войне, которая, скорее всего, теперь никогда и не произойдет?
– Лучше подготовиться к затяжной войне и выиграть ее в два касания, чем наоборот, – сказала Дарья Одинцова. – Можешь поверить в этом мне как специалисту.
– Именно так, Ольга, – тихим голосом подтвердил канцлер, – если бы мы не вели такую бурную подготовку, ваш дядюшка Вилли ни за что не догадался бы, что это мы все всерьез. К тому же мы заранее приняли меры, чтобы с первого до последнего дня войны сохранить транспортные коммуникации с союзниками, а врага загнать в полную блокаду. Хотя я уже говорил, что по-настоящему к затяжной войне нам подготовиться не дадут…
– Так неужели все напрасно? – спросила императрица Ольга, – и после первых успехов нас все равно ждет унылая бойня из вашей истории, огромные жертвы, при мизерном результате боевых действий?
– Да нет, – отрицательно покачал головой канцлер Одинцов, – о повторении нашей версии Первой Мировой Войны речи уже не идет. И конфигурация антигерманского альянса теперь другая, другие начальные условия боевых действий, и совсем иное состояние нашей армии. Наши командующие знают, чего они хотят и как этого добиться, а не как в прошлом варианте Великий князь Николай Николаевич – чего похощет княгиня Марья Алексеевна, то есть союзное французское командование. И ваш дядюшка Вилли, почуяв подобное своим нутром, скорее всего, решил пойти на попятный. Так, нашей разведке стало известно, что недавно Германия предупредила австро-венгерское командование, что отныне поводом для вмешательства Второго рейха в русско-австрийский конфликт будет только объявление Россией всеобщей мобилизации или прямое нападение на Двуединую монархию. А ведь Бисмарк планировал все совершенно по-другому…
– А вот этого момента я вовсе не понимаю, – пожала плечами Ольга, – ведь Бисмарк сам предостерегал немцев от конфликтов с Россией.
– Да, предостерегал, – сказал канцлер, – но только это был ранний Бисмарк, эпохи становления Германской империи. А Соглашение о Двойственном союзе составлял уже поздний Бисмарк, вывернувший вашему деду руки на Берлинском конгрессе. Империя Гогенцоллернов тогда уже цвела и пахла, претендуя на сольные партии в европейском оркестре. Политика сдерживания России – штука настолько поганая, что ради нее можно развязывать войны, швырять страны в хаос и смуту, а народы, только что вырвавшиеся с русской помощью из рабства, возвращать обратно в подчинение угнетателям. Имейте в виду, что в глубине души наши нынешние союзники – англичане и французы – таят ту же тухлую идейку о том, что грядущую мировую войну следует использовать для сдерживания России…
– Я об этом помню, – кивнула Ольга, – и поэтому не возражаю, когда вы предпринимаете все меры для того, чтобы оставить их в дураках. Но я все-таки повторю свой вопрос, на который вы так и не ответили. В грядущей войне вы хотите максимально быстрого разгрома Австро-Венгрии и Германии или же ищите возможности вовсе избежать конфликта?
– Принято считать, что избежать общеевропейского конфликта невозможно, – задумчиво проговорил канцлер Одинцов, – и главной причиной того называют колониальный передел мира. Мол, страны, опоздавшие к колониальному разделу и оставшиеся без колоний, стремятся исправить это положение. Но, понаблюдав картину своими глазами, я усомнился в истинности этого утверждения. Германия не в состоянии как следует освоить даже те колонии, которые она нахватала из чужих объедков, потому что немцы не желают туда ехать. И в то же время они охотно едут к нам в Россию, селятся среди русских, а их дети и внуки становятся частью русской нации. Идея завоевательного похода на восток на самом деле бродит в германских головах уже не меньше четверти века. Разгромив Францию, Бисмарк понял, что ничего, кроме устранения конкурента, он с этой войны не получил. Искомое немцами жизненное пространство лежит совсем в другой стороне. И поэтому вслед за политикой сдерживания России, явленной миру на Берлинском конгрессе, должна была возникнуть политика ее оттеснения, когда немцы и австрийцы, развязав цепь мелких конфликтов, шаг за шагом отодвигали бы Российскую империю вглубь Евразии, оспаривая у нас одну провинцию за другой. Большого медведя можно съесть, только разрезав на маленькие кусочки. Но довольно быстро стало понятно, что никакой серии конфликтов малой интенсивности не получится, а на тотальную войну германское общество согласно не было, и эта идея в немецких головах умерла – или, точнее, уснула – на целых четверть века. Соглашение о Двойственном союзе продолжало оставаться тайным, никто никому им в глаза не тыкал. И даже кайзер Вильгельм до последнего момента поддерживая отношения с Австрией, искал дружбы с Россией и думал, что все обойдется. Но время шло, Германия быстро развивалась, ее население увеличивалось, а промышленная мощь становилась угрожающей для всех ее соседей – в первую очередь, для Франции и Великобритании, ну и немного для России. И вот тогда тенденция стала переключаться с ограничения России, больше не искавшей себе удела в Европе, на ограничения Германии, которая выпирала из своих границ как квашня из кадки. Итогом таких политических течений стало Брестское соглашение, заковавшее германскую экспансию в железные обручи военного альянса, превосходящего потенциального агрессора по всем параметрам. Невозможность победить в войне – это хороший повод никогда ее не начинать, и именно это понял кайзер Вильгельм, когда засобирался в Россию для приватного разговора. Теперь все будет зависеть от того, что он решит предложить России и что вы на эти предложения ответите, четко понимая, что в общем и целом Брестские соглашения соответствуют интересам Российской империи.
