Когда генерал Куропаткин вышел, императрица вздохнула, и, немного расслабившись, сказала:
– Ну, вот и все, Павел Павлович, этот вопрос решен. Теперь осталось найти только генерал-губернатора Константинопольского, а в перспективе еще и Палестинского. Но все же – как это вы так обмишулились с потомками султана Османа, ведь изначально мы не планировали брать на себя эдакую обузу как Анатолия, планируя ограничиться объеданием турецкого пирога со стороны мягких краев?
Канцлер Одинцов пожал плечами.
– Ну кто мог знать, что после либерального переворота в Османской империи случится младотурецкий, и, поскольку ни один из кандидатов в султаны добровольно не захочет садиться на трон, всех потомков султана Османа запрут в заминированном Семибашенном замке? – сказал он. – Идти на попятный в такой ситуации было негоже с моральной точки зрения, да и бесполезно. Требования младотурок росли бы как снежный ком, и в итоге операция затянусь бы и жертв стало бы даже больше.
– Я это понимаю, – сказала Ольга, – поэтому не ругаю вас, а просто размышляю вслух. Мы тут предполагаем, строим планы, а как оно будет на самом деле – Бог знает. И вообще, вся эта операция планировалась только через год, но вот у князя Фердинанда сыграло ретивое: отрекся он не только за себя, но и за сыновей – и понеслась телега по ухабам. Единственное, что мы можем сделать со всем этим, это уменьшить вероятность плохих сценариев, а хороших – увеличить. Кстати, должна вам сказать, что получила письмо от своего дяди, греческого короля Георга. Он пишет, что нам не стоит ждать с его стороны каких-либо поползновений в сторону Македонии или даже просто Салоник. Греческое государство в его лице с благодарностью примет из наших рук Эпир, а также возможность провести референдум на Крите.
– Ваш дядя хороший человек и способный управленец, – ответил канцлер Одинцов, – да только вот наследник у него хуже некуда. Я опасаюсь, что греческий король Георг Первый умрет насильственной смертью, не дожидаясь тринадцатого года, вследствие чего мы можем заиметь те самые неприятности, которых хотим избежать.
– Возможно, Павел Павлович, вы и правы, – согласилась со своим канцлером Ольга, – и именно поэтому я пока не отзываю Сашку вместе с его корпусом из Проливов. Мой двоюродный брат Константин вспыльчив и нетерпелив как настоящий грек, а потому, если что и произойдет, то случится это в ближайшее время. По-иному эти буйные и необузданные люди не могут. Дополнительно я напишу моему дяде, чтобы он как можно скорее вызвал своего второго сына Георга в Афины из Парижа, одновременно отставив Константина от наследования престола. В противном случае последствия могут быть непредсказуемыми.
– В свою очередь я нацелю на выполнение этой задачи людей господина Баева, – сказал канцлер Одинцов. – Если заговор существует, то его главарей следует упредить, а последствия их деятельности минимизировать. Но только Игорю Михайловичу понадобится ваше разрешение в самом крайнем случае ликвидировать принца Константина как врага Российского государства.
– Такое разрешение я смогу дать только в том случае, если будет доказано, что Константин замешан в покушении на своего отца, – сказала императрица Ольга, – и даже, более того, если дядя Георг к тому моменту будет уже мертв или смертельно ранен. Тогда наши агенты будут иметь право, как это у вас говорят, «мочить» принца Константина, не подбирая для того соответствующий сортир. И формальное отрешение от наследования престола тут важнее всего, ибо если отставленный от наследства принц попытается влезть на трон после насильственной смерти отца, одно это может считаться неопровержимым доказательством его участия в заговоре, причем не на последних ролях.
27 августа 1907 года, полдень, Афины, королевский дворец, рабочий кабинет короля Георга Первого.
Присутствуют:
король эллинов – Георг Первый Глюксбург Греческий и Датский;
королева эллинов – Ольга Константиновна, в девичестве Великая княжна Романова.
наследный принц Константин;
Семейный разговор короля и королевы эллинов со своим наследником проходил без присутствия посторонних лиц, а потому король имел возможность высказать своему неудавшемуся чаду все, что он о нем думает. С другой стороны, эта сцена ужасно расстраивала королеву – ведь, каким бы болваном ни был ее старший сын, она все равно будет любить его так, как мать любит свое чадо. Поэтому предстоящий разговор с сыном был настолько неприятен для королевской четы, что король и королева насколько возможно оттягивали окончательное решение вопроса с престолонаследием, и сделать это их побудила только шифрованная телеграмма их русской царственной племянницы, настоятельно потребовавшей расставить, наконец, все точки над «и». А значит, положение более чем серьезное – с русской императрицей не шутят. У этой совсем молодой еще женщины повадки как у акулы: стремительная атака – и смертельный укус. Мало кто может похвастаться тем, что стал ее врагом и остался в живых. А Константин, в силу особенностей своей личности, как раз и втягивал греческое королевское семейство во вражду с Российской империей.
И дело было даже не в том, что Константин был женат на родной сестре императора Вильгельма и в силу того имел глубокие прогерманские убеждения (а может, и наоборот). Эпоха действенной брачной дипломатии, когда политику определяли родственные связи между монархами, давно прошла. Мало ли кто на ком женат… Политику государств в двадцатом веке определяют торговые связи, территориальные претензии, стремления разделенных народов к воссоединению, а также схватка так называемых Великих держав за мировое господство.
В начале двадцатого века таких великих держав на планете Земля насчитывалось всего-то семь штук. На вершине этой славной кучи-малы – Великобритания, над колониями которой никогда не заходит солнце, во втором слое – Германия и Россия, еще совсем недавно серьезно намеревавшиеся стащить наглого Джона Буля с его пенька и хорошенько отлупить; в самом же низу лежат обессиленные Франция, Австро-Венгрия и уже покойная Турция. Североамериканские Соединенные Штаты пока стоят в сторонке, выбирая момент для вступления в схватку. Пока что они доминируют в Новом Свете, но в головах у вашингтонских политиков уже бродят опасные мысли, за которые русский канцлер Одинцов готов гвоздить их ядерной дубиной «Иркутска» (хотелки кайзера Вильгельма подвернулись весьма удачно).
Греция в этой стае первоклассных зубастых хищников не равна никому. Создали ее случайно, по капризу великих держав, и так же случайно, при очередном переделе сфер влияния, могут смахнуть с карты Европы с той же легкостью, с какой нарисовали. Но это осознают только король и королева эллинов, а вот до виновника «торжества» эта мысль никак не доходит. В нашем прошлом два наследных принца, облеченные доверием своих отцов – Александр в Сербии и Константин в Греции – сговорились разделить Македонию на двоих, оставив в дураках третьего участника Балканского Альянса – болгарского царя Фердинанда. И мир тут другой, и год далеко не тринадцатый, и Михаил Романов – отнюдь не Фердинанд Кобург-Готский, и сербский принц Александр исчез с политического горизонта, и сама Греция вне схватки за османское наследство… а Константин как паровоз прет по тем же рельсам, что и в нашем мире. При этом пропасть перед ним видна уже невооруженным глазом, но этот упрямый человек ничего не желает замечать.
