Всплыло детское воспоминание, как приезжали туда с папой. И о том, как Сергей купался в теплой полынье. И как мечтал однажды приехать туда с Мирой.
В эту минуту его мечты «сбывал» другой. В неописуемой красоте, с обжигающим морозом и чудодейственной водой.
Чтобы купаться, нужно раздеться. Купальник у Миры был, и сейчас он лежал дома на полке. Сергей проверил.
Из-за бессильно откинувшейся спины стул пару секунд скрипел в непонимании и, придя к собственным выводам, трансформировался в лежак, отчего пришлось возвращать его в вертикальное положение. Движение возврата вышло излишне резким, стулу ничего, а ушиб руки присоединился к общему пришибленному состоянию. Болело все. От опухшей ладони до порванной в клочья души.
Погода благоприятствовала, над северным полушарием было светло и безоблачно. За одним исключением. Дымное озеро не позволяло разглядеть подробности, происходившее там скрывал пар.
Маячок местонахождения из оранжевого превратился в ярко-красный. Рядом горел второй маячок. Очень рядом. Тоже красный. Значит, обладатели тулупов сняли тулупы. На морозе. Рядом с теплой водичкой. Без купальников. Ведь если этого предмета одежды нет у одного — зачем он второму?
Если б логика была живой, Сергей придушил бы ее на месте — здесь и сейчас, самым изуверским способом. Он ненавидел логику.
Но с логикой, как ее ни отрицай, все же не поспоришь.
Мелкие штрихи, обозначавшие Миру и кого-то второго, о ком не хотелось думать, приблизились друг к другу и практически слились в один.
Сергей поднялся, ноги сделали несколько бессмысленных шагов взад-вперед.
Вмешаться? Вызвать по связи и сказать, что он все знает?
Что это даст?
Разрушить легко. Если действовать, то делать что-то такое, что пойдет на пользу.
Что есть польза после того, что он видел собственными глазами?
Все мысли — только о разрушении. Так нельзя. Опасно. При достижении организмом критичного состояния техника доложит комиссии по здоровью, случится расследование, и то, о чем сейчас знают трое, станет известно всем.
Нужно отвлечься.
Вдох-выдох. Медленно поднять руки, напрячь мышцы, затем расслабить …
Отводимый взор упорно возвращался к совмещенным огненным рискам на экране.
Мира вернулась через два часа. Она казалась счастливой. Сказала, что устала, и легла спать.
Он ей ничего не сказал. И никому не сказал.
Он глядел Мире в лицо и натянуто улыбался.
Она видела, что он не в себе. Видела фальшь. Но в ней тоже что-то изменилось, и она не хотела бессмысленных разбирательств.
Жизнь продолжалась.
* * *
Отныне Мира спала одетой в пижаму. На шее появилась цепочка — тонкая, длинная, золотая. Подарок Вика.
И партнерша не стесняется носить чужой подарок при партнере. Выводы сделает даже ребенок.
Сердце брызгало кровью. Любовь смешалась с ненавистью. Следующей ночью Сергей потянулся руками к отвернувшемуся от него телу. На душу он не претендовал, но тело — оно здесь, с ним, и партнерских прав никто не отменял.
Мира покорно расслабилась и даже подалась навстречу.
Ему разрешили все.
А теперь ему и не требовалось разрешение. Вожделение и отвращение — две крайности шкалы, которая вдруг согнулась в кольцо и замкнула одно на другое.
Первый принцип: будь чист, как вода.
Вода стала мутной. Мира принесла в дом грязь. Одно дело — пить из чистого родника, другое — из лужи, где топтались другие. Мерзкое ощущение. Хотелось придушить тонкую шею под золотыми волосами. Хотелось наставить синяков на нежную кожу, заломать руки, разодрать сладкую мякоть.
И просто хотелось. И было не остановить.
Мира не реагировала. Ее душа была далеко. Тело — в узорном кольце чужого подарка.
Пусть душа отсутствовала, но вместо нее внутри был Сергей. Крушил, бил, рвал и метал. Он — хозяин. Партнер. Заместитель души в ее отсутствие. Убегает к другому — пусть возвращается в дымящиеся руины.
Мира молчала, воспринимала как должное. Раскаивалась, что ли, и таким странным образом просила прощения? Или не замечала? Отрешилась, ушла в себя, предалась воспоминаниям о другом…
Сергей делал все, чтоб не заметить было невозможно.
Догадалась ли она, что это послание, что он так показывает, что — знает?
Неизвестно. В ответ — ни отклика, ни слова, ни вздоха, ни стона. Ни-че-го.
Наверное, догадалась.
Второй принцип: смывай грязь мыслей и поступков с себя и других. Третий: действуй сам, и заставишь действовать других. Четвертый: преграды, что встают на пути, усиливают тебя.
Истина — в этом. И в этом — будущее.
Если Мира захочет уйти — уйдет. Но ведь не бросает. Вряд ли боится штрафов или потери репутации. Ей плевать на молву и комиссаров. Как и Сергею.
Но она с ним. Все еще с ним. Значит, есть надежда.
И все же… Слон по-прежнему находился в комнате. Даже подрос. Занял всю комнату и улегся в кровати.
Оба молчали и делали вид, что ничего не происходит.
Сергея это устраивало.
* * *
Вик больше не появлялся, а у Миры появились новые подруги. Две женщины — спокойные, рассудительные, возрастом старше Миры. Познакомились они в инфомире. Одна жила неподалеку, вторая — в соседнем поселке, куда вел длинный тоннель. Выбираться наверх не требовалось. Они часто бродили втроем по коридорам, о чем-то разговаривали. О чем? Сергей не постеснялся подслушать. Сначала бросило в жар, захотелось биться головой о стену и реветь во все горло.
Говорили о любви.
Как почти сразу выяснилось — не о той. Наполнение слова «любовь» оказалось шире, чем представлялось, у нее нашлись разновидности. Женщины объясняли Мире суть и тонкости некоего суеверия, она заинтересованно слушала. Любовь, о которой шла речь, была к мифическому творцу миров и ко всему человечеству. Древняя религия. Не верилось, что об этом можно говорить серьезно. Тем не менее, говорилось.
Как ни странно, Сергей обрадовался. Пусть Мира дружит хоть с чертом из древних поверий, это лучше, чем Вик.
И все же…
Наука давно отринула мистику во всех ее проявлениях. Любой уверовавший в нечто непознаваемое переставал быть знающим. Для окружающих он из разряда нормальных автоматически переходил в свихнувшиеся и, в зависимости от тяжести заболевания, вызывал жалость либо необходимость помещения в специальные учреждения. Комиссия по здоровью не оставляла такие случаи без внимания, история показывала немало примеров, чем заканчивалось попустительство мистическим идеям. Переболеть суевериями — не проблема, хотя бы раз в жизни о них задумывался каждый, но серьезная болезнь каралась ограждением от общества или изъятием из него. За нынешний комфорт человечество заплатило слишком высокую цену. Психически больные, жаждавшие вернуть мир во мрак Средневековья, становились врагами каждому, кто жил по совести. Общее счастье ковалось десятым принципом: капля не может ничего, поток — все.
