И все же Сергей радовался, что Мира увлеклась древней религией. Вера в Бога запрещала измены. Возможно, именно измена подтолкнула Миру на этот странный путь, но, как известно, все хорошо, что хорошо кончается. Боль пройдет. Мира останется. Больше ничего не нужно.
Во всяком случае, больше ни с кем наедине Мира никуда не летала. И это была победа. Сергей победил смирением — одной из главных добродетелей суеверия, в которое с головой погрузилась партнерша.
Однажды, в постели, когда отвернувшийся от Миры Сергей почти засыпал, донесся ее голос:
— Мы говорим слово «душа» не задумываясь, не вникая, что это означает. Как по-твоему, что есть душа?
Сергей откинулся на спину.
— Это разговорный термин, он означает совокупность чувств, особенностей личности и внутреннего мира человека. А по-твоему?
— Душа — бессмертная сущность.
Ответ, честно говоря, покоробил.
— Серьезно? Может быть, ты веришь в рай и ад? В облака, где до скончания веков вместе с другими праведниками будешь славить создателя, — Сергей едва подавил усмешку, — и в сковородки, на которых черти изжарят твою бестелесную душу, если сочтут, что облаков она недостойна?
— Жарить можно и бестелесную душу, а славить Создателя — это тоже может быть раем. Ты не понимаешь, о чем говоришь, ты мыслишь внушенными стереотипами. Ад есть, это место для душ, которые выбрали жить без света. Бог просто подвинулся, чтобы у таких тоже было свое место для вечной жизни. Нельзя спасти нас вопреки нашей воле.
— Если люди грешат, то получается, что создавший их творец не всемогущ? Или мы — результат ошибки?
— Люди грешат, потому что созданы свободными.
— То есть, Бог разрешает зло?
— Он не запрещает делать зло.
— Значит, разрешает?
— Нет. Дает свободу.
На языке крутился едкий логически обоснованный ответ, но разговоры о свободе были опасны. Обретенная внутренняя свобода может вновь толкнуть Миру к непоправимым поступкам. Сейчас она о настоящей свободе, кажется, не задумывается. Вот и не надо.
Вместо разгрома предыдущей несуразности Сергей вытащил на свет следующую:
— Почему твой Бог так строг с грешниками? Он же милосерден.
— Он не хочет ничьей гибели, выбравшие грех погибают сами. Ад закрыт не снаружи, а изнутри.
Красиво сказано. Можно поспорить, но не нужно, и так слов сказано больше, чем за неделю перед этим. И все без толку.
Он хотел отвернуться, но Мира продолжила:
— Добавлю про свободу. Свобода, ставшая над любовью, уничтожает человека. «Всякий делающий грех есть раб греха».
Сергей поморщился — он не любил слова «грех» и «раб», это были пережитки прошлого, от смысла и духа которых давно избавились. Теперь они вызывали отторжение.
— Древние формулировки меня не трогают, — сказал он, — эти фразы кажутся мудрыми и сильными, но только кажутся, потому что выхолощены теми, кто говорил одно, а под этим соусом делал другое. Кстати, хочу спросить: насколько я слышал, твоя религия подразумевает конец света. Это правда?
— Да, нынешний мир кончится, он преобразится в нетленный.
— И все воскреснут? Тогда еще вопрос: те, кто умер — где они сейчас?
— Души праведных до всеобщего воскресения пребывают в свете, покое и предвосхищении вечного блаженства. Души грешников — в неприглядном месте, о котором мы уже говорили.
И это слова взрослого человека?
Грустно и смешно. «Может ли Бог создать такой камень, который не сможет поднять?» — одним этим доводом версия о всемогущем творце разбивалась вдребезги. К сожалению, у верующего логика отключается.
Сергей усмехнулся: а ведь совсем недавно он ненавидел логику. Сейчас они с ней играли на одной стороне поля. Логика — единственное оружие против слепой веры.
— Разве наука не доказала что Бог, вечная жизнь, ад и рай не существуют? — попробовал втолковать Сергей.
Мира резко обернулась:
— Не только не доказала, но и не сможет этого сделать. Наука и религия — это как километр и килограмм, каждая описывает жизнь, но занимается одной ее конкретной стороной. Эти сферы могут соприкасаться, пересекаться, но не опровергать друг друга. В вопросе о подлинно сущем наука для начала обязана правдоподобно доказать существование этого сущего, как-то объяснить бытие бытия. Для этого нужно убедиться в достоверности познавательных способностей человека, доказать, что мышление способно адекватно воспринять реальность, то есть, что человек сможет познать себя через свое же мышление. Это логический капкан. Круг замкнулся. Научное мировоззрение выражено тотальным сомнением, но сомнение, призванное возвести науку в достоверное знание, вывело ее неспособность сказать что-то достоверное о самом главном.
Сергей давно пожалел о своем вопросе, лучше бы промолчал. Увы, Миру было уже не остановить:
— Наука не доказывает истину, она строит модели. Возьмем природу света. Часть свойств рассматривается как частицы, которые несутся в пространстве с огромной скоростью, другая часть объясняется моделью волн в энергетическом поле, и одна модель противоречит другой. С точки зрения логики они взаимоисключают друг друга, но вместе дают описание природы света. «Истина есть полезная фикция» — говорят ученые. Именно ученые, а не их идейные противники. Можешь проверить в инфомире.
— Проверять не буду, а в целом — не соглашусь, — все же ответил Сергей, хотя не собирался поддерживать разговор, в котором одна из сторон не дружит с логикой. — Наука развивается, с каждым днем количество знаний растет…
Мира перебила:
— Рост науки — это не накопление знаний, а переоценка предыдущих. Научный прогресс — процесс разрушения ранее существующего незнания. Старое незнание разрушается новым, более сильным, разрушить которое со временем становится все труднее. Возможно, многие цивилизации древности погибли именно в момент, когда уровень незнания достиг непробиваемого порога.
— Ты хорошо подготовлена к такой дискуссии. Но если подключить здравый смысл…
Мира заговорила громче:
— Что такое здравый смысл? Воплощение опыта и предрассудков своего времени. — Кажется, у нее давно созрело желание поговорить, но Сергей был не тем, с кем хотелось обсуждать ее веру. И все же сейчас плотину прорвало. — Любое серьезное открытие, вроде шарообразности планеты или ее вращения вокруг звезды, противоречило здравому смыслу. Как работает наука? Ее методы — наблюдение, эксперимент, измерение и догадка, она же гипотеза или теория. Расскажу один факт из прошлого. На рубеже девятнадцатого века в городе Жюллек упал метеорит. Градоначальник составил протокол о событии, его подписали триста свидетелей, протокол отослали в Парижскую Академию Наук. В ответ Академия составила объемистый трактат «Об абсурдности падения камней с неба» и приняла специальное постановление по этому поводу. Из-за этого многие музеи выбросили метеориты из коллекций, чтобы «не сделать музей посмешищем», а академик Делюк заявил: «Если такой камень упадет у меня перед ногами, и я вынужден буду признать, что я его видел, я добавлю, что поверить в это я не могу». Академик Годен присовокупил, что «подобные факты лучше отрицать, чем опускаться до попыток объяснить их». Камни с неба посылает Бог, а если Бога нет — как на тот момент договорились считать академики — то и камней быть не может. Другой великий ученый прошлого, академик Лавуазье, писал, что камни с неба — это антинаучно. Или вот еще факты. Известный астроном начала двадцатого века Ньюком математически доказал невозможность создания летательных аппаратов тяжелее воздуха. Далее. Открытие рентгеновских лучей ученый мир встретил насмешками. Великий ученый-физик Генрих Герц доказывал невозможность дальней радиосвязи, «для этого, — писал он, — потребуются отражатели размером с континент». Один из крупнейших ученых своего времени, создатель квантовой теории атома Нильс Бор называл практическое использование атомной энергии невозможным.
