Он улыбнулся и кивнул.
* * *
Всего три дня тихого счастья. Как же мало. Только что закончилась воскресная служба, и когда вернувшаяся от батюшки Луки Мира переступала порог дома, она почувствовала, что случилось что-то нехорошее. Ощутила кожей.
— Вик покончил с жизнью, — сказал Сергей.
Он вдруг исчез, вместо него образовалась серая стена.
Мира не сразу поняла, что лежит в постели, и вид перед ней — это темный шершавый потолок. Сознание отключалось, Сергей поднял ее и перенес на кровать.
Батюшка Виктор не мог покончить с жизнью. Вернее, мог, но в чрезвычайной ситуации. Что же произошло, и можно ли сообщению верить? Один раз батюшка Виктор уже умирал для окружающих.
— Кто рассказал?.
— Он сам включил связь и набрал меня. Думаю, это его и выдало.
— Зачем он это сделал?!
— Не знаю. В статьях про анабиоз говорится, что среди размороженных у многих начинались проблемы с психикой.
— Не у многих, а всего лишь у одного-двух человек из тысячи, вероятность очень мала. К тому же, батюшка Виктор прекрасно себя чувствовал…
— Процент не настолько мизерный, как тебе кажется, — перебил Сергей. — Прости, но никто в мыслях не допускает, что спрятанная в больших цифрах беда коснется его или кого-то из знакомых. — Он выразительно развел руками. — Возможно, следующим девятьсот девяносто девяти повезет больше.
Череп сдавило, и следующую фразу Мира выпалила бессознательно и сразу же пожалела об этом:
— Почему в последний миг жизни он позвонил именно тебе?!
А кому же? Ей? С какой стати? Батюшка Виктор сделал так, как посчитал нужным. Значит, разговор с Сергеем был важнее.
— Прости меня, я сказала глупость.
— Ничего, я понимаю. — Сергей лег рядом и обнял ее. — Если хочешь — поплачь. Говорят, помогает.
В крепких объятиях хотелось забыться, но не давало покоя главное:
— Что он сказал?
Сергей погладил ее по голове.
— Попрощался и пообещал молиться за нас с тобой.
Часть третья
Вик
Оказывается, тридцать сребреников бывают живыми. О том, что так случится, Вик знал. Он «увидел». В человеческих языках нет нужного слова, чтобы описать это ощущение. Предвидеть, чувствовать, черпать информацию из вселенского потока образов, мыслей и событий… Всезнание? Нет. Он «видел» только часть скрытого от людей. Ясновидение? Тоже не то. Ясным оно быть не может, свободу воли никто не отменял, а корень «вид» намекал на зрение. Это неправильно. Взгляд направлен вовне, а истинное «видение» — внутрь, в глубину сердца, где и размещается знание о мироздании.
Он закрыл глаза. Обидно, что успел сделать так мало.
Не важно. Всему свое время. Сейчас его время закончилось.
Висок похолодила сталь древнего оружия. Каждая клетка организма протестовала, мысли метались, инстинкты взывали к разуму: «То, что ты задумал, делать нельзя!»
Да. Покаявшийся убийца будет прощен, самоубийца — нет, но Вику не оставили выхода. Без его личности тело с его лицом, голосом и привычками властям не нужно. Чтобы воздействовать на личность, им нужен неповрежденный мозг. Пусть самой страшной ценой, но Вик не даст воспользоваться собой и обмануть тех, кто ему верил. Он тоже проиграет. Но человечество выиграет.
Значит, оно того стоит. Потерять одного или потерять всех — выбор, к сожалению и счастью, очевиден. То есть, выбора нет, пусть кто-то его и увидит. На самом деле выбора все же нет, а для кого он есть, тот плохо смотрит. Слепые и ослепленные не видят дороги, они идут на зов, не разбираясь, кто зовет и куда. Это их беда, но они обладают свободой воли и сами решают, куда и с кем идти. Каждый решает для себя.
Вик вздохнул.
Еще целая минута жизни.
Всколыхнулась старая боль. Время, чтобы поговорить с той, к которой ежеминутно возвращались мысли, есть. Можно все объяснить.
Нельзя. Это разобьет ее жизнь. Пусть она узнает потом, от других, так будет лучше для всех. А чтобы она не разочаровалась в людях и в жизни, Вик набрал номер бывшего друга.
— Это я. — Он не убрал оружие от виска — гвардейцы были рядом, блокировали соседние ярусы и готовились к штурму. — Ей не говори.
— О чем? — Сергей смотрел на него как на врага.
— Что именно ты сообщил про меня. Не спрашивай, откуда знаю, просто знаю. Ты не мог поступить по-другому, решение далось трудно, и, несмотря на самые веские оправдания, ты не сомневаешься, что это будет мучить тебя до конца дней. Не говори ей о своей роли, пусть она будет счастлива. И постарайся любить всех людей так же, как любишь ее. Я знаю, у тебя получится. А когда я говорю «знаю», я действительно знаю.
Он хотел улыбнуться, но губы воспротивились, вымученная улыбка получилась горькой.
За дверью послышался шум.
— Прощай, — сказал Вик. — Я буду молиться за вас.
