Я вспомнила один вечер. Должно быть, он был за две недели до моего несчастного случая. Ранний июль. Мы все сидели за длинным столом на газоне Клермонта. Цитронелловые свечи горели на крыльце. Малышня доела свои бургеры и кувыркалась на траве. Остальные ели жареную рыбу-меч с базиликовым соусом. Был салат из желтых помидоров и запеканка из цуккини под пармезаном. Гат прижал свою ногу к моей под столом. Я чувствовала головокружение от счастья.
Тетушки размазывали еду по тарелкам, молчаливые и серьезные на фоне криков малышни. Дедушка откинулся на спинку стула, сложив руки на животе.
– Думаете, я должен отремонтировать дом в Бостоне? – спросил он.
Последовала тишина.
– Нет, папа. – Бесс заговорила первой. – Мы любим этот дом.
– Ты постоянно жалуешься на планировку гостиной, – сказал дедушка.
Бесс переглянулась с сестрами.
– Вовсе нет.
– Тебе не нравится дизайн, – настаивал дедуля.
– Это правда, – критично подметила мама.
– Мне кажется, это обсуждение немного неуместно, – сказала Кэрри.
– Я мог бы воспользоваться твоим советом, знаешь ли, – сказал дедушка Бесс. – Можешь приехать и прикинуть, что там поменять? Сказать, что думаешь?
– Я…
Он наклонился:
– Я ведь его и продать могу.
Все мы знали, что тетя Бесс хочет получить бостонский дом. Все тетушки его хотели. Он стоил четыре миллиона долларов, да и выросли они там. Но Бесс была единственной, кто жил рядом, и только у нее было достаточно детей, чтобы заполнить все спальни.
– Папа, – резким голосом произнесла Кэрри. – Ты не можешь его продать.
– Я могу делать все, что захочу, – ответил он, накалывая последний помидор в своей тарелке и закидывая его себе в рот. – Значит, Бесс, дом тебе нравится таким, какой он есть? Или ты хочешь его отремонтировать? Ну же, никому не нравятся мямли.
– Я с радостью помогу со всем, что ты захочешь поменять, папа.
– Ой, я вас умоляю, – резко сказала мама. – Только вчера ты рассказывала, как ты занята, а теперь помогаешь ремонтировать бостонский дом?
– Папа попросил нас о помощи, – ответила тетя.
– Он попросил твоей помощи. Мы тебе уже не нужны, папочка? – Мама была пьяна.
Дедушка рассмеялся:
– Пенни, расслабься.
– Я расслаблюсь, когда мы разберемся, кому достанется дом.
– Ты сводишь нас с ума, – буркнула Кэрри.
– Что такое? Не бормочи под нос.
– Мы все любим тебя, пап, – громко сказала Кэрри. – Я понимаю, год выдался тяжелым.
– Если вы сходите с ума, это ваша вина, – сказал дедушка. – Возьмите себя в руки. Я не могу оставить дом на безумцев.
Посмотрите на тетушек сейчас, летом-номер-семнадцать. Здесь, в японском саду Нового Клермонта, мама обнимает тетю Бесс, которая тянется, чтобы отрезать Кэрри кусочек малинового пирога.
Ночь прекрасна, и действительно мы – прекрасная семья.
Я не знаю, что изменилось.
38
– У Тафта тоже появился девиз, – говорю я Миррен. На улице полночь. Мы, Лжецы, играем в «Эрудита» в гостиной Каддлдауна.
Мое колено касается бедра Гата, но я не уверена, что он замечает. Доска почти заполнена. Мой разум устал. У меня дурацкие буквы.
Миррен рассеянно перестраивает свои фишки.
– Что-что у Тафта?
– Девиз. Ну, знаешь, как у дедушки. «Никому не нравятся мямли»?
– «Никогда не занимайте места в заднем ряду», – кривляется она.
– «Никогда не жалуйся. Никогда не оправдывайся», – вступает в разговор Гат. – По-моему, это фраза Дизраэли.
– Ой, он ее обожает, – кивает Миррен.
– А еще: «Нет – неприемлемый ответ», – добавляю я.
– Господи, Кади! – кричит Джонни. – Ты можешь просто сложить слово и позволить нам продолжить игру?
– Не кричи на нее, – говорит Миррен.
– Прости, – извиняется Джонни. – Не соизволишь ли ты проявить милосердие и сложить это гребаное слово?
Мое колено касается бедра Гата. Мне вправду тяжело соображать. Я складываю короткое, жалкое слово.
Джонни продолжает игру.
– «Наркотики нам не друзья», – громко провозглашаю я. – Вот девиз Тафта.
– Да ладно! – смеется Миррен. – И как ему пришло такое в голову?
– Может, им в школе читали лекцию на тему наркотиков. К тому же близняшки прокрались ко мне в комнату и рассказали ему, что у меня в комоде полно таблеток, и он хотел убедиться, что у меня нет зависимости.
– Боже мой. Что Бонни, что Либерти – ходячая катастрофа. Судя по всему, теперь они еще и страдают клептоманией.
– Правда?
– Они взяли мамино снотворное и бриллиантовые сережки. Понятия не имею, куда они собираются их надеть, чтобы мама не увидела. Плюс, девочек двое, а серьги одни.
– Ты говорила им, что знаешь об этом?
– Пыталась поговорить с Бонни. Но это бесполезно, – говорит Миррен. Она снова переставляет свои буквы. – Мне нравится мысль о девизе, – продолжает она. – Мне кажется, вдохновляющая цитата поможет пережить тяжелые времена.
– Например, какая? – спрашивает Гат.
Сестра делает паузу. Затем говорит:
– «Будь немного добрее, чем должен».
После этого мы все замолкаем. Не поспоришь.
– «Никогда не ешь того, что крупнее твоей задницы», – говорит Джонни.
– Ты ел нечто крупнее своей задницы? – удивляюсь я.
Он торжественно кивает.
– Ладно, Гат, а у тебя какой? – интересуется Миррен.
– У меня нет девиза.
– Ладно тебе.
– Ну, может, вот такой. – Парень опускает глаза на свои ногти. – «Не мирись со злом, которое можешь изменить».
– Я согласна с этим, – говорю я. И это правда.
– А я – нет, – говорит подруга.
– Почему?
– Мы мало что можем изменить. Нужно воспринимать мир таким, какой он есть.
– Неправда, – возражает Гат.
– Разве не лучше быть спокойным, мирным человеком? – спрашивает она.
– Нет, – решительно говорит парень. – Надо бороться со злом.
– «Не ешь желтый снег», – придумывает Джонни. – Тоже хороший девиз.
– «Всегда делай то, чего боишься», – предлагаю я. – Это мой.
– О, ради бога. Кто это сказал? – рявкает Миррен.
– Эмерсон. Кажется. – Я тянусь за ручкой и пишу на тыльной стороне ладони.
